Павел Дмитриев - Разбег в неизвестность

В общем, кроме нескольких особо падких до алкоголя инженеров и программистов ушли только мы с Анатолием. Большая часть сотрудников осталась на ВЦ до утра. И правда, когда еще будет возможность играть, не думая о плановых расчетах? Главное, чтобы Василий Петрович не потерял остатки здравого смысла, и все же к утру разогнал коллектив по домам. Ну и чтобы Федор не накуролесил сверх меры. Впрочем, после прошлой головомойки он умудрился впасть в другую крайность и, не ставя перед собой легких задач, принялся тщательно обхаживать свою прошлую пассию.

За новогодним столом было скучновато, я никак не мог привыкнуть, что для людей шестидесятых обильная и вкусная еда – уже сама по себе немалый праздник. Видимо, привычки голодных военных и полувоенных лет не пройдут даже через поколение. Поэтому регулярные тосты, ретромузыка, шутки и смех не мешали мне временами проваливаться в глубину собственных мыслей.

Чего я, в сущности, добился за два неполных года? Сделал из БЭСМ-4 посредственную игровую приставку? Смешно. Продвинул электронные часы для съезда? Насколько знаю, в Штатах их легко повторили и даже улучшили, добавив в будильник несколько тонов и переключатель двадцатичетырех– и двенадцатичасового формата. Однако надо признать, в кои-то веки товар made in USSR хоть и за счет очень низкой цены, но все же смог конкурировать с аналогами на прилавках Европы. Мешало качество, которое реально недотягивало до нужной планки. Всего чуть-чуть, тут докрутить, там сровнять, положить получше лак, поставить более качественные батарейки, запаковать в нормальные коробки, добавить рекламы, сервиса…

С моей точки зрения, даже лучшим зарубежным образцам шестидесятых было далеко до законченной отточенности товаров двадцать первого века, но и на этом бледном фоне не имелось у советской сборки нужного лоска и внимания к мелочам, а мой «глас вопиющего в пустыне» не хотел слышать даже товарищ Шелепин. Хотя валюта СССР требовалась срочно, практически без оглядки на ее себестоимость в рублях, а мировой рынок часов представлялся безграничным. Но, несмотря на это, чиновники Минторга настолько не верили в возможность «продавить» рыночную нишу полностью под себя, что не пытались противостоять конкурентам и позорно, без боя, отошли на вторые и третьи роли.

Что можно вспомнить еще? Полупроводниковой памяти все еще не было, вернее, ее сделали, но совершенно несерьезного объема. Всего сто двадцать восемь бит или шестнадцать байт, требовалось две тысячи микросхем, чтобы получить ОЗУ для все той же БЭСМ-4. При этом в НИИ «Точной механики» очень гордились результатом… Ровно до тех пор, пока не увидели мою злую морду во время оглашения победных реляций в МЭПе. Впрочем, в записке Шелепину на едкие комментарии я тоже не скупился, это же надо, на простой регулярной структуре с каким-никаким, но образцом не вытащить за год пару тысяч элементов на микросхему! Теперь бегают, клянутся к весне не только сделать пятьсот двенадцать бит [397]на кристалл, но еще собирать их по четыре штуки в одном корпусе. Наверняка обманут, но это дело житейское, главное успеть поймать момент и напомнить об обещании грозной бумагой из ЦК партии.

Впрочем, если выйти за рамки техники, то скучно не будет. Внутриполитическая жизнь СССР окончательно свернула на новые рельсы. Ничего похожего на мое будущее. Внешне все было стабильно и даже слегка патриархально. Конфигурация власти с Микояном во главе получилась, насколько я мог судить, на удивление устойчивой. Как следовало из газет, каждый получил, что хотел. Анастас Иванович – возможность торговаться за ракеты и бананы на самом высоком государственном уровне. Леонид Ильич – проводить тихие аппаратные перестановки в КПСС, наслаждаться жизнью и не мешать делать это товарищам по партии. Алексей Николаевич занимался экономикой и производством. Ну а мой главный начальник, Александр Николаевич, со страшной силой перетрясал Советы всех уровней.

Так оно на самом деле было или нет – мне неведомо. Но за прошедший год в СССР стало ощутимо лучше с экзотическими продуктами питания, как свежими, так и консервированными. Наша вольнонаемная бабуля Дарья Лукинична частенько жаловалась: «Развелось всякого, нормальной картошки не купить!» – но мне такое тропическое изобилие было в радость. Почти как в будущем, только цены повыше раза в два-три, если пересчитывать на зарплаты.

Что до более глобальных перемен, то ясно виделось одно – нормальной частной собственностью даже не пахло. Вышли небольшие послабления артелям и частникам, оживились портные, скорняки и прочие изготовители обуви. Не обошлось без кавказцев, вытащивших лотки с яблоками и цветами с рынков на улицы и безуспешно пытающихся конкурировать с накачанной импортом госторговлей. Но все это делалось как-то вяло, испуганно, можно сказать, украдкой. Никакого сравнения с разгулом девяностых, когда по улицам выстраивались ряды спекулянтов на десятки кварталов. Впрочем, тут статью [398]за перепродажу никто не отменял, попробуй продай что-то без договора на реализацию или без глубокой переработки.

Надеюсь, на этом процесс не остановится. По крайней мере, по МЭПу ходили упорные слухи о серьезной экономической реформе, вспоминали о необходимости скорейшего перехода на хозрасчет, пугали какой-то хозяйственной арендой и прочими интересными вещами. Но конкретики пока не было, и я не сомневался в причине этого. Мои записки о будущем пострашнее атомной бомбы, после их изучения Шелепину и Косыгину надо сначала в себе разобраться, потом в партии и лишь затем об экономике думать. Одним годом тут никак не обойтись…

– Чего притих? – Игривый толчок локтем в район перегруженной шампанским печени мгновенно вывел меня из состояния задумчивости. Но Катя на этом не остановилась, наклонившись ближе к уху, она выдохнула: – Пойдем!

– Зачем? – Кажется, я успел малость задремать на удобном стуле, не помешало даже идиотское хоровое пение под баян. – Тут хорошо, глянь, ребята все еще танцуют.

– Хватит спать, через пару часов утро! – нахмурила брови жена. – Надо идти домой, Надюшку кормить. А я выпила шампанского! И вина!

– Точно! – спохватился я.

Вспоминал прошедший год, но про дочку-то забыл, идиот-трудоголик! За полгода привык, как будто она была у нас с Катей всегда, во всех временах и пространствах. В душе родилась теплая волна любви и привязанности, сразу вспомнил уже умные и, кажется, все понимающие глазки… Приду и расцелую!

– Ну и что, пусть у нашей Надежды тоже праздник будет, – засмеялся я. – Заснет крепче.

– Вот я и говорю! – Катя дотянулась до бокала, допила глоток странной, но вполне приличной белой шипучки «Яблучний напiй» и уперлась в меня маслянисто блеснувшими, чуть шальными глазами. – Вставай наконец!