Олег Измеров - Дети Империи

«Так. Здесь я еще и в двадцатилетнего пацана превратился. Внутренне. А может, я просто всю жизнь им был, и это просто здесь заметно? А что она еще вычислит? Надо что-то делать…»

Станция выдала очередной фокстрот, Виктор заметил, что она не дает даже перерывов на новости.

– Нина, ты гений и прелесть! Я в восторге! Пошли танцевать! – и он, подхватив ее за руку, увлек в гостиную и повел под музыку.

– Тебя так поразил мой рисунок, что ты пустился в пляс?

– Не то слово! Такие неожиданные и точные метафоры! Такое глубокое проникновение в характер и умение так необычно, двумя-тремя штрихами… иносказаниями… в общем… – и он вдруг порывисто поцеловал ее в округлые, соблазнительные губы.

– О! – воскликнула Нина.

– Прости, я просто не знаю, как выразить…

– Да ладно, – примирительно сказала она, чуть загораясь румянцем. – Еще никто от меня так оригинально не терял голову. Но раз уж ты ее потерял…

Она слегка склонила голову набок, и, чуть приоткрыв рот, медленно приблизила свои губы к его губам; дыхание ее становилось все более глубоким и частым, она постепенно разгоралась, сознательно оттягивая момент слияния в поцелуе, дразня себя, свою плоть близким присутствием мужчины; она выпивала его, как бокал вина, вначале взвинчивая и заряжая себя легкими прикосновениями своих уст. Ее движения постепенно становились все более непроизвольными, дыхание перемежалось легкими стонами, ее руки уже не контролировались разумом, но где-то в глубине, какими-то невероятными усилиями, она удерживала себя, как свернутую патефонную пружину, и, казалось, сами эти усилия, сама эта воля доводит ее до высшей точки накала. И вдруг пружина вырвалась – и в комнату словно влетела молния, сузив стены в бесконечно малую точку, внутри которой не было ничего, кроме их самих.

Кого она целовала? Его? Или того парня в джинсах под Дубровкой, которого в нем увидела? А может, Нине просто нужен был тот, который может оценить ее талант, и не только художницы? Виктор понял, что вряд ли это он когда-нибудь точно узнает.

Нина отпрянула от него легко, неожиданно, порывисто; ее глаза озорно сияли, краска на губах размазалась, она пыталась перевести дух и меховая оторочка декольте так и ходила от глубокого дыхания.

– Ну как? – кокетливым голосом спросила она.

– Ты шедевр…

– Тогда допиваем бокалы и продолжим свободно терять голову.

Нина щелкнула выключателем радиолы и отвезла столик на кухню, где хлопнула дверца электрохолодильного шкафа. Через пару секунд она уже показалась со стороны двери в спальню, освещенную люстрой с ностальгическим красным шелковым абажюром с бахромой. Размазанная помада была уже стерта с ее лица, горящего здоровьем и восторгом.

– Ну чего же ты стоишь? Выключай свет, и идем разлагаться.

В комнате стояла тишина. Даже ночной шум улицы не доносился через сдвоенные окна – то ли остекление было такое мощное, то ли снаружи все вымерло. Холодильник на кухне не тарахтел – видимо, автоматика его выключала. Виктор лежал на спине с закрытыми глазами и в голову его лезли разные мысли.

Первое. Не относится ли Нина к агентессам Ковальчука по профилю случайного знакомства? Хотя… это слишком уж сложно получается. Это надо еще сделать из нее талантливую художницу, внедрить заранее в местную богему (никто вчера не удивился ее награждению), какой глобальный заговор в духе Яна Флеминга… Случайное знакомство организовать проще. Да и не похоже, чтобы для нее все это было работой. Игра, развлечение, а больше всего – вдохновение.

Второе: не потерялся ли дерринджер? Нет, вроде затылком чувствуется. Виктор вчера, улучив момент, когда Нина выскакивала из комнаты, переложил его из кармана в обширное портмоне и засунул под подушку.

Третье. Его так и не озарило насчет «Атиллы». Впрочем… может, он тут валяется, а где-то там в подсознании обрабатывается вводимая информация и в какой-то момент – бах! – пошел принтер листочки печатать. Главное – терпение… у Юлиана Семенова, что ли это было? С такой жизнью одни детективы в голову лезут…

Он повернулся набок и приоткрыл один глаз. Комната была озарена бродвейским светом иллюминации на Сталинском Проспекте и в Сквере Советском. Нина стояла у одного из высоких окон комнаты, опершись обеими руками на широкий подоконник, слегка согнув левую ногу в колене, и смотрела на улицу, подставляя свою свободно дышащую, не прикрытую ничем фигуру скудным лучам электрических лам и газосветной рекламы; казалось, будто она позирует для какой-то неведомой картины.

– Проснулся? – Она повернула к нему голову, на лице, черты которого не сумел исказить косо падающий свет, играла задумчивая улыбка. – Спи еще. Я приду. Просто тишина такая…

– Ты там как на картине.

– Может быть… Но у нас такую открыто не выставят. Античные можно, современные почему-то нет…

– Со временем разрешат.

– Может… У тебя под подушкой дамский револьвер.

– Это пугач. От собак. С холостыми.

– Ничего особенного, некоторым осодмильцам дают оружие… Тебе поручали оперативную работу? Можешь не говорить. Тут прошлую неделю на Петровской бандита взяли, он в Рыбинске инкассатора ограбил. Ваши не участвовали?

– Понятия не имею. Знаешь, где я участвовал? Это когда за линией стрельба была и вертолеты летали.

Нина заливисто расхохоталась.

– Ну даешь! Туда осодмильцев на пушечный выстрел не пускали. Слышал – там же ночью немцы с невидимого самолета десант высадили, и они на военный завод прорывались, взорвать хотели.

– С невидимого самолета?

– Ну да, из пластмассы, которая радиоволны не отражает. Про мины в пластмассовом корпусе слышал? А это самолет. Так вот, говорят, они на нем и удрать хотели, но его сбили, а потом в тот же день все разобрали по деталям и в Москву изучать увезли. Неужели тебе не говорили?

– Ну, мало ли что говорят…

– Все равно с пугачом не навоюешь. Был бы у тебя автомат…

– С автоматом, значит, нравлюсь, а с пистолетом не нравлюсь?

– С ним ты прямо как из штатовского боевика про двадцатые. Я в Москве на закрытых показах для деятелей искусств видела. Ну ты сам посмотри, похоже – как будто это небоскреб, а там старый Чикаго.

Виктор поднялся, подошел к окну и стал рядом, опустив правую руку на изгиб талии Нины; ее тело упруго подалось легкому нажиму его пальцев.

– Похоже… А такому искусству ты тоже по боевикам выучилась или Камасутру читала?

Его вопрос снова рассмешил Нину.

– Ну разве этому по книжкам научишься? Просто делаешь так, чтобы обоим было хорошо, и не думаешь… Тоже спросил – «нравлюсь, не нравлюсь»… Хорошо, я на вечер блузку не надела, а то как тебя увидела, так пуговицы сразу бы посыпались. Запалил девушку сразу с четырех сторон…