Олег Измеров - Дети Империи

– Ничего. Только сознание того, что в ядерной войне не будет выигравшей стороны.

В кабинете повисла тяжелая пауза. Виктор обратил внимание, что Берия смотрит сквозь стекла очков куда-то поверх его головы.

– Наша наука тоже пока ничего радикального предложить не может. Хотя вы ей очень помогли. Даже не представляете, насколько.

– Тогда непонятно, почему вы решили меня отпустить.

– Почему вам это непонятно?

– Ну, вы же имеете возможность получать и дальше от меня сведения о будущем. Какой смысл вам меня отпускать?

Берия грустно усмехнулся.

– Виктор Сергеевич, не надо советовать нам, как поступать с вами, тем более, не надо советовать нам делать то, что вашим желаниям не соответствует, – и, помолчав, добавил: – Знаете, в чем основная слабость вашего общества? Вы все слишком гонитесь за своей сиюминутной выгодой. Поодиночке выживаете, приспосабливаетесь, соглашаетесь с установленным не вами и не под вас порядком жизни. Случайно вляпались в дерьмо – и все стараетесь в нем получше устроиться, даже выбраться не пытаетесь… Не обиделись, что я так резко?

– Нет, Лаврентий Павлович, – ответил Виктор, потому что действительно в этот момент не мог найти веских возражений. – У нас демократия и свобода слова, и критика любого общественного явления – обычная вещь.

– Это хорошо, – согласился Берия. – Вы правильно реагируете на критику. У нас в советской стране тоже демократия и право каждого гражданина выступить со справедливой критикой любого государственного деятеля записана в Конституции. Так что я тоже жду критики – в чем, на ваш взгляд, основная слабость нашей системы? Только, пожалуйста, не говорите, что с вашим критическим мышлением, об которое разбилась пара спецагентов Гиммлера, вы ничего не заметили. Лжи я не люблю и не прощаю, – последние слова он неожиданно произнес холодно и жестко.

«Вот тебе на. И что же говорить?»

– На мой взгляд, недостатки вашей системы – это продолжения ее достоинств. От известной мне системы, существовавшей на моей памяти в СССР…

– Сложившейся в результате государственного переворота пятьдесят третьего года, – уточнил Берия. – Извините, продолжайте, я не буду перебивать.

«Ну да, с его точки зрения, это, конечно, переворот. И насильственное свержение.»

– Короче, ваша советская система отличается от нашей советской, на мой взгляд, прежде всего большей просвещенностью и управленческой культурой верхних слоев правящей элиты и гораздо лучшим умением манипулировать массами. Появление двухпартийной системы с управляемой оппозицией – это, скорее, декорация. Сейчас это выглядит, скажу честно, едва ли не идиллией. Но что будет через два-три поколения, если в элите скопятся алчные и беспринципные карьеристы, которые снова примутся делить между собой власть и страну, используя ту самую более утонченную технологию манипулирования массами? Не приведет ли это к развалу страны? Или вообще к гражданской войне?

– Хороший вопрос…

– Конечно, я еще слишком мало изучил вашу систему, и, возможно, этот вывод односторонний, поверхностный и…

– Не надо дипломатии. Вы верно обозначили проблему: кто должен быть селекционером, чтобы сорт не выродился? И проще всего мне было бы сказать: до этого еще дожить надо. Только когда доживем, решать поздно будет. Так что придется ломать голову сейчас. А готового ответа у меня нет. Пока нет. Кстати, как у вас там зарекомендовал себя товарищ Машеров? Только без вот этих вот виляний. Я не Сальери, чтобы Моцартам в бокалы яд подсыпать.

– Только положительные отзывы. В период перед трагической гибелью в автокатастрофе – большой авторитет, развивается промышленность, на селе сохранены мелкие хутора, что препятствует оттоку в города, относительно хорошее снабжение товарами народного потребления – из соседних регионов ездят.

– Ну, вот вам один из возможных продолжателей после меня. Возражения у вас есть?

– Никаких, честно говоря.

– Мне было особенно важно услышать это от вас… – Берия слегка повернулся в кресле, чтобы взглянуть на правый монитор, и щелкнул переключателем. – Собственно, вопросы, которые я хотел задать вам, я задал. Теперь жду ваших, если они есть.

«Что же спросить-то? Надо что-то важное, ключевое… От чего зависела судьба всего народа»

– Лаврентий Павлович, вы, наверное, единственный из людей, которых мне довелось видеть, которые хорошо лично знали товарища Сталина… Скажите, на ваш взгляд, почему Сталин, зная о планах Гитлера, не нанес превентивного удара по Германии? И почему нападение Гитлера оказалось для него такой неожиданностью? Ведь наверняка же он видел и цинизм, и коварство фюрера, и то, что он на нашу страну зубы точил. Почему так получилось?

– Превентивная война… Это хорошая мысль. И эти планы военные прорабатывали. Только вы ведь наверное помните изречение Ленина, что война есть продолжение политики иными средствами?

– Конечно. Еще в школе учили.

– Вот. А теперь представьте политические последствия такой войны. Никакого ленд-лиза, Рузвельт бы выступил на стороне Гитлера. Потому что мы – агрессоры, а Гитлер – жертва. Вы же знаете, что бы ни случилось, у Запада будут виноваты русские, потому что наша страна богата природными ресурсами и Запад хочет их скушать. Потом, думаете, в Европе в этом случае были бы рады освободителям? Ни в коем случае. Их бы запугали кровавыми комиссарами. В армию Гитлера с удовольствием пошел бы польский народ, чешский, болгарский, французский, все бы думали, что, воюя за рейх, они защищают свою родину от русских варваров. А как у нас смогли бы объяснить, как это Германия вдруг ни с того, ни с сего, стала нам врагом, и мы на нее напали? Пошла бы масса недовольных войной, как в шестнадцатом, дезертирство, подняли бы голову националисты по всем республикам, да тут еще и продовольственные трудности… И кончилось бы это все тем, что армии наши завязли бы в Польше, пошло бы разложение войск, в конце концов – переворот и развал страны. И тогда уже немецкие танки могут по шоссе идти до Урала и дальше.

– То-есть, как в первую мировую.

– Именно так. А в вашей реальности Гитлер напал – жестоко напал, это стоило множества потерь, – но это сплотило страну, и вы избежали участи вымереть рабами.

– А почему тогда война оказалась неожиданной?

– Знаете, в то время политика всех держав была очень циничной. Англия и Франция сдали Гитлеру Чехословакию, Бек торговался с Риббентропом о совместной войне с СССР за Украину и выход к морю… А нашей стране жизненно важна была отсрочка на год, может, на два. Наверное, у вас теперь это знают. Новые заводы на Урале еще не построены, новую боевую технику еще доводить надо, у нее куча недостатков, армия автоматическими винтовками не насыщена… Превентивная война в таких условиях, а тем более какие-то завоевательные операции в Европе – полный бред. Короче, с Гитлером начались негласные переговоры о возможности участия СССР в совместной с Германией высадке в Британии где-то в 1943 году. Конечно, это был блеф, но Сталин считал, что Гитлер мыслит рассудительно и захочет одновременно и расправиться с Англией, и ослабить СССР. Видимо, поэтому, в июне 1941 года Сталин у вас и не ждал нападения. А Гитлер мыслил авантюрно, импульсивно. Только в вашей реальности он самоубийственно напал на СССР, а в нашей – так же непредсказуемо и внезапно бросился искать в нем стратегического союзника. Да так, что Британия начала бомбить Бакинские нефтепромыслы, и тогда всерьез пришлось пригрозить высадкой. Я понятно объяснил?