Олег Измеров - Задание Империи

— Но как же ты теперь сядешь за руль?

— Питер вечером едет в город и он обещал, как это ты говоришь под-ки-нуть. Заодно заберем одного из парней, что охраняют наш покой, у него жена должна родить. Обратно Питер привезет замену.

«Значит, мотоцикл остается здесь, а пары человек из персонала не будет.»

— Тогда я за тебя спокоен. До завтра!

— До завтра, Виктор!

Она встала, было пошла к двери, потом повернулась.

— В книгах у русских есть такой обычай: там перед отправлением в дальний путь и при встрече целуются, причем и мужчины с мужчинами. Мне сказали, в будущем ваш генеральный секретарь целовался перед репортерами и Ти Ви камерами. Почему так принято?

— Ну, это, наверное, чтобы не забывать друг друга… В общем, это надо показывать.

— Да, наверное… Хорошо. Тогда ты можешь это показать.

— А это не будет расценено, как harassment?

— Нет, что ты… журналист должен знать, о чем пишет… О!

Виктор прижал ее к себе и поймал губами ее горячий полураскрытый рот; Сью не противилась, только сначала не знала, куда девать руки, но через секунду инстинкт уже заставил ее сомкнуть их на спине Виктора. Глаза ее были устремлены в потолок, и в них отражалось удивление, но веки тут же сомкнулись. Она не была похожа на доступную женщину, подумал Виктор, скорее всего, она была голодна. Желание, любопытство и естественный страх боролись в ней, заставляя трепетать каждую мышцу.

— О, нет… Действительно, это трудно забыть… Я знала, что ты джентльмен, и не станешь срывать мои джинс…

— Не бойся…

— Мне не страшно. Ты обязательно должен показать мне шашлыки. А сейчас прости, но мне пора, Питер уезжает через минуту!

Ее каблучки застучали по лестнице, и через минуту, действительно, во дворе раздался скрежет стартера, грубоватый рокот двигателя и басовитый, как у фуры, клаксон.

На дворе уже стемнело, несмотря на лето. Здесь юг, а на юге сравнительно быстро темнеет. Движение в доме затихало.

Немного подождем, подумал Виктор. Хорошо, если Сью оставила мотоцикл на улице. А пока можно поразмыслить.

Рузвельт как-то говорил, что Лонг станет диктатором к 1940 году, вспоминал Виктор. Когда он говорил и с кем? Что-то не припомнится. И почему 1940? Ах да, Лонг победил на выборах в тридцать шестом, к следующим ему надо стать несменяемым лидером, президентский срок четыре года, вот и выходит как раз сороковой… Бомбу за два года не сделают, значит, к выборам это не козырь, вот он и колебался. Черт бы побрал эту забугорную систему, при которой все интересы страны подстраивают под очередные выборы! А кому нужна бомба сейчас? Даллесу и Кофлину, это для них вопрос о власти. Это в перспективе огромные заказы ВПК, включая стратегические бомбардировщики, ракеты, ядерные установки на подводных лодках и авианосцах, строительство военных баз, это денежные потоки, а здесь денежные потоки это власть. Даже если лично Кофлин в ядерной программе не разберется, все решит менеджмент, которому без разницы, на кого работать. Гэлбрейт был прав, Америка вступила в период, где корпорациями рулят не владельцы акций, а менеджеры, а от полного загнивания и разворовывания бюджетов фирм их пока предохраняет изменение курса акций. Они же еще такие наивные, они не научились НЛП, не навыпускали книг, как вкручивать мозги инвесторам, деловым партнерам, покупателям и обратно тем же акционерам, они же еще соревнуются, из кожи вон лезут, чтобы продукция была лучше, чем у конкурента, вместо того, чтобы предложить выгодный банковский кредит (легально) или откат (нелегально). Еще не было дела «Локхид». Так что все равно, кто будет руководить, Даллес или Кофлин, здоровая американская технократия все вытянет. Потом об этом золотом периоде Якокка будет книги писать. Сейчас они просто работают.

Что же делать? Подкинуть им современный менеджент? Как завоевывать друзей бизнес-пьянками, произносить демагогические речи, как перестать беспокоится и начать всем компостировать мозги? На разложение целого слоя нужно много времени… Пора идти.

Виктор осторожно выглянул за дверь комнаты. Свет в коридоре и на лестнице не горел — экономия. Ладно, как шли, мы помним…

Он начал осторожно спускаться вниз по деревянной лестнице. По счастью, она не скрипела. Странно, деревянные лестницы всегда скрипят в старых домах. На первом этаже дома тоже стояла мертвая тишина и восходящий апельсин луны просвечивал в окно сквозь листву сада. Дверь оказалась закрытой только на легкую задвижку.

Очутившись на крыльце, Виктор на мгновение остановился. Свежий воздух ночи пахнул в лицо. Звенели то ли цикады, то ли сверчки, пространство расчерчивали мигающие светодиоды светлячков. Мотоцикла у крыльца не было видно; на деревянных воротах сарая, видневшегося метрах в двадцати, сколоченных по диагонали из шпунтованных досок, висел здоровый замок.

— Вам что-то угодно, сэр?

Подле Виктора выросла тень с дробовиком в руке.

— Stars, — неторопливо ответил Виктор, — the beautiful stars are sparking in a darkness.

— Yassir, — ответила тень.

— And if we'll got a spyglass, — продолжал Виктор монологом лектора из «Карнавальной ночи», — we'll can see one star, two stars, three stars… but five stars are the best, of course.

— Yassir.

Виктор пожелал тени «Good night!» и вернулся в свою комнату.

«Дохлый номер. Отметят, что русский после визита дамы выпил и пошел на двор считать звезды. Да, на шашлыки придется ехать.»

В этот вечер сон почему-то долго не шел. Удивительное дело — в другой реальности Виктор практически всегда спал спокойно и безмятежно, а здесь в старом доме, им почему-то начала овладевать подспудная тревога, а затем появились угрызения совести. Сначала за то, что он подтрунивал над безграмотным афроамериканским телемастером, потом — за то, что во второй реальности, находясь под действием препарата, введенного ему для пробуждения и очутившись в безвыходной ситуации, он предложил группе прикрытия угнать самолет с пассажирами.

«Видимо, это проявление христианской идеи», подумал Виктор, «она часто встречается в нашей литературе. Сделает человек какую-то гадость, а потом его тележит, и через это духовно возрождается, обретая высший смысл бытия. Вот у Льва Толстого один мажор чувиху соблазнил, а потом, когда она в проститутки пошла, помог ей срок впаять. А чувиха видно, ничего была, и мажора торкнуло, так что он все бросил и на зону за ней подался. И на зоне такого насмотрелся, что евангелие читать начал. То есть, возродился. А у Достоевского еще был такой лузер, типа аспирант-экстремист, он взял и замочил хозяйку ломбарда, да еще с нанятой служащей-инвалидом. Двоих замочил. И, главное, не из-за бабла, а ради гнилых понтов — дай, думаю, проверю, я типа крутой или чмо позорное? А вышло, что урод. И бабла не получил, и совесть загрызла, и обратно всякие библии читать начал, раскаялся типа. А вообще это глупость. Зачем обязательно какую-то мерзость делать, чтобы возродиться? Ты вот мне покажи человека, который в этом мире прожил и никому не кидал подлянок…»