Алексей Фомин - Жребий окаянный. Браслет

– А я и не думаю ничего плохого. Очень правильно делаешь, что подслушиваешь. Продолжай в том же духе. Не попадись только…

– Не, не попадусь. Рядом с комнатой Мудра – кладовка бельевая. И у них общее окошко слуховое. Это я недавно обнаружила. Зашла за бельем, когда у него кто-то был, и услышала… Ну вот. Ермил к нему, а я – в кладовку. Слышу, батюш… Мудр говорит: «Не хотел в конторе говорить об этом, потому сюда тебя и позвал. Что будем с Михайлой делать, Ермил?» «Да ничего не надо делать, – отвечает он. – Скоро он забудет о своем желании работать и опять в загул пустится. Вон сегодня, видели, Мудр Лукич, фонарь у него какой? А прислуга говорит, что явился он уже утром в чужом рванье. Верьте моему слову, Мудр Лукич. Он своей смертью не умрет. Либо прибьют в пьяной драке, либо замерзнет спьяну под забором». – «Нет, Ермил. Волчонок вырос уже и сегодня показал зубы. Так, как было раньше, уже никогда не будет. Надо что-то делать. Просит он работу, надо дать ему работу. Завтра за обедом я объявлю ему, что едет он в Вологду – учиться кожевенному ремеслу. А как ремесло изучит, станет там начальником над всем кожевенным делом. Ты поедешь с ним, Ермил. Ты уже с ним за зерном плавал, подход к парню имеешь». «А как же вы здесь без меня, Мудр Лукич?» – забеспокоился Ермил. «Ничего, – отвечает. – Не на год едешь. Работа кожемяки тяжелая. С устатку обязательно выпить захочется. А уж чтоб обязательно захотелось – это твоя забота, Ермил. Пьяному же человеку в добрый мороз замерзнуть – как раз плюнуть. Месяц тебе на это, Ермил. От силы полтора. Да смотри, чтоб на теле никаких следов. Ни ран, ни ушибов. Чтоб маманя его чистеньким получила. Так замерзшего домой и привезешь. Понятно?» – «Понятно, Мудр Лукич». – «Вот и иди, собирайся в дорогу. Завтра после обеда сразу и поедете».

Валентин почувствовал, как тело его охватывает легкий озноб. «Ай да Мудр Лукич, настоящий бизнесмен, – подумал он. – Режет подметки прямо на ходу. Совсем времени на подготовку мне не оставил».

– Ксанка, ты меня сегодня не видела. Понятно? – Валентин кинулся к шкафу и принялся рыться в нем в поисках чего-нибудь похожего на сумку или баул. Не найдя ничего, он расстелил на полу простыню и стал сбрасывать на нее одежду Михайлы. Потом дернулся к тайнику и достал оттуда серебряный рубль. – Чего стоишь, Ксана? Брысь отсюда. Не дай бог, кто-нибудь увидит, как ты от меня выходишь.

– Минь, ты что, бежать надумал?

– А ты предлагаешь, чтобы я дожидался, пока он меня уморит?

– Минь, а как же я?

– Не бойся, он тебя не тронет. А соберется замуж выдавать, я тебя выкраду. Пока же надо жилье хоть какое-то подготовить… Черт, я даже не знаю, где твое окно находится!

Валентин, прекратив суетливые сборы, на мгновение остановился и глянул сестре прямо в глаза. Щеки ее покрылись густым румянцем, но глаз она не отвела.

– Сила знает…

Валентин чмокнул ее в румяную щеку:

– Я вернусь за тобой, Ксанка.

Подхватив узел с одеждой, он, как танк, ринулся к двери. Приоткрыв ее, выглянул наружу.

– Чисто. До встречи, сестренка, – торопливо бросил он и был таков, оставив Ксану в одиночестве.

Известие о побеге Михайлы из дома произвело на его друзей прямо-таки удручающее впечатление. Еще вчера вечером они были воодушевлены необычной, невесть откуда взявшейся решимостью своего друга изменить свою и их судьбу. Нет, Михайла еще не сделал ни одного, даже самого малюсенького поступочка, который можно было бы расценить как более-менее удачный. Даже план действий, предложенный Михайлой, они же и раскритиковали, разбив его в пух и прах. Но было в его поведении что-то новое… Он перестал ощущать себя неудачником! И это новое мироощущение невольно передалось и Силе с Ерохой. Объясняли себе эту перемену, произошедшую с Михайлой, они очень просто. Божественное вмешательство, никак не меньше. А как же может быть иначе, когда их приятеля явился спасти от лютой смерти сам Василий Блаженный?

Про блаженного монаха, бывшего когда-то царем, в народе многое болтали. Поговаривали, что и провидец он, и чудотворец, и многое-многое другое. Обитал он в основном в Москве, но иногда, отправляясь странствовать пешком по Руси, захаживал и в Ярославль. Но тут… Ни до, ни после происшествия с Михайлой никто его в городе не заметил. В противном случае к чудотворцу сразу начали б выстраиваться очереди из желающих получить благословение, стоило б только ему показаться где-нибудь на улицах города. Одно слово, чудо. С Михайлой произошло чудо! И они, Ероха с Силой, поверили в то, что теперь вовсе не обязательно любое дело, начатое Михайлой, должно закончиться неудачей и полным провалом. А поверив в Михайлу, они поверили и в себя. И с этой верой они прожили целую ночь и утро, до того самого момента, пока не услышали от Михайлы страшную новость – Мудр собирается убить своего пасынка.

Это означало, что никакого чуда с Михайлой не случилось. Он как был, так и остался неудачником. Стоило ему всего лишь понадеяться на благоприятный для себя ход событий, как жизнь тут же опровергла эти надежды. Более того, его положение стало существенно хуже. Теперь он в довершение ко всему стал еще и бездомным, а противостояние с Мудром после бегства из дома фактически перешло в открытую фазу.

Ероха с Силой были не просто удручены, они были раздавлены. Теперь на всех их жизненных планах можно было ставить крест. Но… Что-то с Михайлой в ту ночь все-таки произошло. Прежний Михайла предложил бы друзьям завалиться в кабак и заливал бы свою беду вином до тех пор, пока деньги не кончились. Нынешний же Михайла, слов нет, был расстроен, но рук не опустил. Первым делом, рассказав приятелям о подлом плане Мудра, он попросил их напрячь мозги и срочно подыскать ему жилье.

Постоялые дворы, имевшиеся в богатом торговом городе Ярославле в избытке, для этой цели не годились. Во-первых, слишком дорого для Михайлы в его нынешнем бедственном положении, а во-вторых, именно там-то Мудр и будет его искать в первую очередь.

Отвлекшись от переживаний по поводу собственной неудачливости, парни принялись рыться в памяти, вспоминая соседей и знакомых, могущих оказаться полезными в этой ситуации. Через полчаса список возможных адресов был составлен, а еще через час Валентин поселился у одинокой старушки, хозяйки небольшого домика в Гончарной слободе. Ероха с Силой ожидали, что после периода такой активности Михайлу потянет передохнуть, но опять ошиблись. Едва лишь Михайла договорился со старухой и приткнул свой объемистый узел, как тут же потащил приятелей на торжище.

Ярославское торжище располагалось за посадом и слободами, на обширном лугу, на берегу Которосли. Торжище это было поистине огромным, напомнив Валентину своими размерами, разноязыкостью и разноплеменностью торговцев знаменитый московский Черкизон. Оно состояло как бы из двух частей, плавно переходящих одна в другую. Меньшей, представлявшей собой обычный городской рынок, где торгуют в розницу и мелким оптом всем, что нужно в повседневной жизни обычному горожанину, и большей, которая, выражаясь современным языком, оказалась не чем иным, как постоянно действующей круглогодичной торгово-промышленной ярмаркой, куда со своими товарами съезжаются гости со всего мира. Ярмарка эта имела еще как бы филиал верстах в ста от города, выше по Волге, там, где в нее впадает Молога. Но там в основном находились склады для товаров, предназначенных для отправки по Белому морю. Купеческие же конторы, амбары и склады с образцами товаров располагались на городском ярославском торжище. Так, в частности, было и у Митряевых. Основные амбары с зерном, предназначенным для отправки в Англию, находились на Мологе, а контора Мудра Лукича – в Ярославле, на торжище.