Дмитрий Хван - Ангарский Сокол

Когда бот уже встал у причала и троица ангарцев стояла на мостках, Матусевич заметил неспешно идущего к реке Беклемишева. У берега он встал, ожидая, что майор сам подойдёт к нему. Встреча была скупа на эмоции, похоже, воевода обиделся на то, что князь сам не приехал, и показал это Игорю, посетовав на отсутствие княжеского стяга на корабле ангарцев.

— День добрый, Василий Михайлович! — приветствовал Матусевич воеводу.

Тот, хмуря брови, отвечал:

— И вам доброго дня…

— Игорь Олегович, — подсказал майор.

— Пройдёмте, гости, в мою скромную комнатку, поговорим о делах наших насущных, или желаете в баньку сначала?

— Вот, людей моих, что в ботике, можно и в баньку. А мы вечером сходим. А сейчас, Василий Михайлович, давайте сразу к делу. — Матусевич выразительно потряс занятой объёмным свёртком рукой.

Воевода это заметил и, усмехнувшись, повёл гостей в острог.

— За подарок такой благодарен премного, а князю Ангарскому, Вячеславу Андреевичу, передай от меня сердечную благодарность и почтение. — Беклемишев рассыпался в благодарностях, попутно думая о том, что же отдарить, в свою очередь, князю.

— Василий Михайлович, мы с вами заключили договор о взаимной дружбе, — перешёл к делу Матусевич. — Теперь нам нужен новый договор…

— О границах, вестимо? — осведомился воевода. — Ведь токмо речная граница прописана, а сего мало, что о восточных украйнах?

— Нет. Пока рано о тех границах речи вести. Наши украйны не определены до сих пор, пока что оставим это, воевода? Князь Сокол хотел бы, чтобы ты, воевода енисейский, рассказал бы в Москве то, что княжество Ангарское готово сдавать Московскому царству это. — Матусевич брякнул о стол увесистый кожаный кошель с заранее распутанными тесёмками. Как и хотел Игорь, из кошеля высыпалось немного золотых чеканных монет Ангарии, покатившись по широкой крышке стола. Игорь ожидал увидеть жадный блеск в глазах воеводы. Но нет! Беклемишев, лишь удивившись монетам, взял одну из них, что почти докатилась до него, осмотрел её да поцокал языком. Но ни в жесте его, ни во взгляде не было и намёка на алчность. Что же, миф о повальной продажности царских чиновников ещё не обрёл почву для себя, ожидая лучших времён. — И это, — продолжил уже деловым тоном майор, раскатывая шкурки соболя, чернобурой лисицы, горностая и куницы.

— Выделка хороша, ишь как мех играет! — кивал воевода, играя на руках мягкой рухлядью — основой московского бюджета. — Так се говорит о том, что вы готовы давать ясак и пойти под высокую руку царя Московского, государя самодержца всея Руси? — недоверчиво посмотрел на Матусевича воевода.

— Нет. Это нам без надобности, — отрезал Игорь. — Нам нужно, чтобы Енисейск не чинил препятствий проходу наших караванов по Енисею. Ещё пропускал бы охочих людишек с Руси до нас. — Воевода кивал, а Матусевич, сделав паузу, продолжил: — А ещё мы хотим менять золото и меха на людей.

— Людей? — искренне поразился Беклемишев. — Государь наш, Михайло Фёдорович, силы свои кладёт для вызволения полоняников наших из магометанской неволи! Выручить их, кого нехристи увели в полон, — начал закипать воевода, — а ты хочешь, чтобы мы разбойному племени уподобились?! Чтобы учинили рабскую торговлю?

— Погоди, воевода, — начал было майор, но был прерван очередным взрывом праведных эмоций енисейца.

— Не может государь наш торговать своими подданными, аки цыплятами! Почто се? — Небрежным движением руки Беклемишев отпихнул подальше от себя меха.

— Не нужны нам рабы, люди нам надобны. Не можете своих — понятно, мы возьмём литвинов, ливонцев, ляхов, финнов — людишек с порубежья московского.

— И какова цена подушная будет? — хмуро спросил после некоторой паузы воевода.

— Уж в этом мы сойдёмся, а цену дадим высокую. А это в задаток оставлю, Василий Михайлович.

Беклемишев тотчас упрятал ценности в кованный железом сундук с хитрющим замком и предложил пройти в трапезную. А там воевода нежданно для себя попал под перекрёстный допрос, что учинили ему Грауль с Кабаржицким.

…Ночью Игоря разбудил Грауль:

— Игорь, енисейцы шумят! По-моему, они полезли на бот, а там ховались Савка с Богданом, успокоили их. У воеводы истерика, скоро тут будет тесно.

Владимир взволнованно посматривал в приоткрытую дверь их комнаты, куда залетали звучащие в доме возбуждённые голоса. Как и говорил Павел, по лестнице, ведущей на второй этаж дома, где ночевали ангарцы, застучали тяжёлые сапоги.

— Володя, сними парализатор с предохранителя, — спокойным голосом сказал Матусевич, — и в голову не целься, если дело дойдёт до крайнего. Отойди от двери!

В комнату шумно ворвался Беклемишев.

— Почто люди твои казачков моих жизни лишили?! — выкрикнул он.

— Погоди, погоди, воевода. — Матусевич выставил вперёд ладони, показывая своё намерение разрешить дело миром. — Что случилось-то? Я своим людям говорил ночью не высовываться из дома, неужели они выходили?

— Нет, это случилось на причале!

— Раз так, айда на причал, воевода, — предложил Игорь.

К тому времени, как небольшая толпа подошла к Енисею, парализованные казаки начали очухиваться. Оказалось, что они после того, как ангарцы ушли в острог, чтобы попариться в бане, наблюдали за ботом — остался ли на нём кто-нибудь. А так как корабль был крытым — с тремя каютами и небольшим трюмом, разглядеть кого-либо в нём было весьма затруднительно. Наконец, глубокой ночью, так и не заметив никакого движения на борту, енисейцы решились осмотреть корабль ангарцев поближе.

Ясно, что сделали они это по указанию воеводы, — у Матусевича не было никаких иллюзий по поводу любознательности казаков. Когда совсем осмелели, они решили подняться на бот и приставили к борту мостки. Немного робея, помня муссировавшийся несколько лет слух о невиданной военной силе ангарцев, первый из енисейцев ступил на мостки, второй за ним, подсвечивая себе путь факелом, за ним ступил и следующий, а остальные остались на причале. Первый, едва спрыгнув с борта на палубу, тут же получил заряд и, охнув, завалился на спину. Второй, ступая по инерции за ним, успел метнуть факел в зев открытой двери в большую каюту, где находились двое ангарцев. И он получил свою порцию и упал ничком у борта на канатах. Третий казак попятился и, пытаясь развернуться на хлипких мостках, тоже успел схватить заряд и рухнул в воду. Двое оставшихся горе-шпионов опрометью кинулись в острог, оглашая окрестности Енисея благим матом. Савелий, лейтенант-спецназовец из Ревеля, прыгнул в воду за упавшим казаком, который, будучи парализован, камнем пошёл ко дну. Богдан подсвечивал ему брошенным казаком факелом.

И вот теперь, когда встревоженные ангарцы и рассерженный воевода пришли к пришвартованному боту, охраняемая двумя ангарцами троица незадачливых казаков начала ворочаться, удивлённо вытаращив друг на друга глаза. В наступившей тишине, нарушаемой лишь потрескиванием факелов, всё было ясно и без слов. Воевода, дабы избежать неудобных вопросов Матусевича, решил начать первым, принявшись раздавать пинки и оплеухи пытающимся встать на ноги казачкам.