Джонатан Филипс - Четвертый крестовый поход

Первая женитьба Филиппа произошла, когда ему было пятнадцать лет, а его невесте, Изабелле Эйно — десять. Спустя семь лет, в 1187 году, у Филиппа родился сын Людовик, впоследствии ставший королем Людовиком VIII (1223–1226), а Изабелла умерла при родах в 1190-м. После Третьего крестового похода Филипп решил жениться снова и остановил свой выбор на принцессе Ингеборг Датской. За ней давали хорошее приданое, брак означал хороший стратегический союз против Германской империи. О восемнадцатилетней Ингеборг говорилось, что она была «дамой несравненной красоты» — однако во время венчания, состоявшегося 14 августа 1193 года, король покрылся смертельной бледностью и начал дрожать. Он отослал жену прочь, отказавшись с ней спать.

Четких объяснений по поводу такого поворота событий не существует — но, как бы то ни было, вскоре Филипп выбрал в качестве постоянной спутницы новую женщину, Агнессу Меранскую. Некоторые обвиняли Агнессу в том, что она приворожила Филиппа, настроив его против Ингеборг, а это предполагает уже существовавшую прежде связь с Агнессой.

Вскоре Филипп обратился к церкви с просьбой о разводе. Французские епископы не стали противиться и расторгли его брак, что позволило Филиппу в 1196 году жениться на Агнессе. Однако Ингеборг воспротивилась, объявив новый брак изменой, двоеженством и инцестом (Агнесса и Филипп состояли в дальнем родстве). Папский престол согласился с ней и потребовал от короля расстаться с последней супругой. Филипп решительно отказался, и Ингеборга провела следующие двадцать лет как призрачная фигура, заключаемая то в тюрьму, то в монастырь, но почти постоянно находящаяся вне общества. В 1203 году она написала Иннокентию письмо, описывавшее ее страдания:

«Никто не осмеливается посещать меня, ни одному священнику не позволяют утешить мою душу. Нет у меня и врачебной помощи, нужной моему телу. У меня нет больше даже достаточного количества одежды, а то, что осталось, недостойно королевы… Я заперта в доме, и мне запрещено выходить».

Пятью годами раньше, в мае 1198 года, Иннокентий предлагал королю покаяться в своих действиях, угрожая церковными санкциями против Франции. Был даже провозглашен интердикт, но Филипп твердо стоял на своем. В ответ он изгнал церковнослужителей, принявших сторону папы, заявив, что они не обращают внимания на души бедняков, нуждавшихся в духовном утешении. Филипп несколько раз обещал отказаться от Агнессы, вернув на свое ложе Ингеборг, но каждый раз нарушал клятву.

Осенью 1201 года Агнесса умерла, что наметило путь к решению конфликта. С Ингеборг стали обращаться несколько лучше, хотя до 1213 года она так и не смогла вернуться ко двору. Тем временем Филипп искал утешения в объятиях куртизанки из Арраса.

Словом, напряжение, возникшее из-за личной жизни короля, плюс длительный конфликт с Англией привели к тому, что второй из предполагавшихся папой Иннокентием претендентов на лидерство в новом крестовом походе не смог встать во главе крестоносцев, да и не стал бы этого делать. [42] Наиболее доступное современное описание жизни Филиппа см.: Bradbury, Philip Augustus; о проблемах в его семейной жизни см. стр. 173-94.

Если европейские правители не могли сражаться за Святую Землю, тяжесть его организации переходила на знать. Впрочем, значение этого обстоятельства не столь велики, как могло бы показаться. Первый крестовый поход окончился триумфально без участия королей, его организовывали графы и герцоги, а основной контингент составляли рыцари и простые пехотинцы.

Что требовалось от человека в эмоциональном, физическом и финансовом плане, когда он вступал в ряды крестоносцев, и на его одежде на плече появлялся знак Христа? Какие вопросы задавали крестоносцы сами себе, и какое влияние это решение оказывало на их семьи?

Накануне Четвертого крестового похода минуло ровно сто лет с момента взятия в июле 1099 Иерусалима армиями Первого крестового похода. Таким образом, за время походов предыдущих поколений накопился достаточный объем сведений, который передавался в семьях из поколения в поколение, пересказывался при дворах, в тавернах, площадях и постоялых дворах по всей Европе. Крестоносцам Иннокентия не приходилась делать шаг в неведомое, какой делали рыцари 1095 года. Но являлась ли информация о крестовых походах стимулом к участию в них, остается открытым вопросом. Даже в столь жестокое время, каким был XII век, участие в крестовом походе было исключительно суровым испытанием, требовавшим крайнего напряжения всех физических, умственных и духовных усилий.

Во-первых, огромную трудность представляло само путешествие. От Северной Франции до Святой Земли почти 2500 миль — и это расстояние приходилось покрывать части по морю, отчасти верхом, а если лошадь падет от истощения, то и пешком. Если какая-то часть знати привыкла к перемещениям между европейскими дворами, то лишь немногие из крестьян, составлявших пехоту, когда-либо покидали окрестности своих деревень. И для знати, и простолюдинов крестовый поход становился величайшим испытанием всей жизни.

С конца XII века морские экспедиции крестоносцев стали обычным явлением, поскольку, учитывая плачевное состояние дорог в средневековье, такой способ передвижения был весьма эффективен. Но вот отношение к открытому морю оставалось сложным. Пятьдесят лет спустя после Четвертого крестового похода Жан де Жуанвиль, рыцарь первого крестового похода короля Людовика XI Святого, говоря о молитвах и песнопениях соратников, ярко описал страхи человека сухопутья, оказавшегося в открытом море:

«Мы не видели ничего, кроме моря и неба, и с каждым днем ветер уносил нас все дальше и дальше от земли, где мы родились. Я говорю об этих деталях, чтобы вы могли оценить решимость людей, которые, присвоив чужую собственность или же пребывая в состоянии смертного греха, отважились поставить себя в столь ненадежное положение. Ибо что может сказать путник, отправляясь вечером спать, если утром он может проснуться на дне моря?» [43] Joinville, Life of Saint Louis, 196.

Продолжительность похода также могла служить камнем преткновения для тех, кто загорелся идеей священной войны. Папа Римский Иннокентий говорил лишь о двухлетнем обете — хотя предыдущие походы, например, Первый крестовый, продолжались куда дольше. Опытных военных можно было набрать только при королевских или некоторых знатных дворах. В случае острой военной опасности мог использоваться чрезвычайный призыв, но здесь был другой случай. Рыцари привыкли служить своему господину определенный фиксированный срок, который обычно составлял порядка сорока дней в году. Однако Господь Вседержитель требовал куда более продолжительной службы. Хотя формально Участие в крестовом походе было делом исключительно добровольным, не приходится сомневаться, что если дворянин решался принять крест, то его рыцари, невзирая на возраст и физическое состояние, вынуждены были разделить энтузиазм господина. [44] France, «Patronage and the First Crusade».