Владимир Свержин - Заря цвета пепла

Чтобы спуститься в тайное подземелье, второму консулу было достаточно нескольких минут. Запрошенная у Базы топографическая привязка однозначно указала, что убежище Метатрона расположено на четыре ярда ниже уровня пола цокольного этажа Тюильри. Можно было не сомневаться: это уютное помещение строилось по личному распоряжению Екатерины Медичи, желавшей оборудовать свой дворец всем необходимым для спокойной жизни. У меня дорога к известному кабинету заняла куда больше времени — путь от лавки старьевщика был не столь близок.

Талейран встретил гостя, сидя за столом, заметно опасаясь и в то же время сгорая от любопытства.

— Признаться, не ожидал вновь свидеться. Или это первый консул прислал вас?

Я пожал плечами, удивляясь столь прямолинейному зондированию обстановки:

— Думайте, как пожелаете. Я здесь по собственной воле.

— А вот это ложь. — Губы Талейрана сложились в надменную улыбку. — Я никогда не ошибаюсь в людях. Вы отличный исполнитель чужой воли, но своей… Не льстите себе. Полагаю, вы и сами не верите в то, что сейчас говорите. Итак, чего вы хотите, чьи интересы представляете? Говорите правду, и у нас еще имеется шанс найти общий язык.

— Язык у нас и без того общий — французский. Я принес то, что нужно вам, вы отдадите то, что нужно мне. И, уверяю вас, если мы свидимся вновь, то вряд ли скоро.

— Потрудитесь объяснить, — скривился второй консул, — о чем речь?

О чем бы она ни шла, бывший епископ крайне не любил, когда ему ставили условия.

— Мне нужна Софи, — просто и без обиняков сказал я. — А вам — золотые месторождения Сакраменто. Я желаю видеть мою возлюбленную как можно скорее. Живой и здоровой. А вам эта карта сейчас нужна, как никогда дотоле.

— Это еще почему?

— Все очень просто. Сегодня Бонапарт с армией высадился в Тулоне и поднял знамя дофина Людовика. Гарнизон перешел на его сторону. Думаю, не удивлю вас, если скажу, что и другие войска встанут под его знамена. Не пройдет и двух недель, как они будут здесь. Может, и быстрее. Но пока еще, монсеньор, есть время покинуть Францию, и от вас зависит, уедете вы с пустыми карманами или вот с этим.

Это был чистой воды блеф. Конечно, пожелай сейчас Талейран загрузить карету золотом и драгоценной утварью, у него был бы шанс добраться до атлантического побережья и покинуть страну. Но я был уверен, он вовсе не собирается этого делать. Он надеется вовремя перейти на сторону дофина, а затем подмять Бонапарта под себя — оплошность, свойственная многим штатским политиканам, — и заставить юного короля плясать под свою дудку. Вот только сейчас он опасается, что Бернадот опередит его в этом. Как я и надеялся, умница Жозефина исподволь внушила старому приятелю тревожащие душу подозрения.

— Да, это серьезно меняет дело. — В этот миг Талейран изображает обеспокоенность на лице, но я знаю цену подобным гримасам. — Что ж, я не возражаю, вы получите мадемуазель де Морней. Кстати, вы знаете, что ее настоящее имя — Камилла Готье?

— Знаю.

— О, даже так? Я могу посмотреть на карту?

— Да, пожалуйста. — Я подхожу к столу и протягиваю ловкому дипломату драгоценный свиток.

Он смотрит внимательно, оценивая мою работу, и я ловлю себя на мысли, что мне хотелось бы услышать его лестную оценку, потому как в свое время я имел твердое «отлично» по военной картографии. Правда, нарисованный мной крестик, при самых удачных обстоятельствах, сужает радиус поиска до пяти миль, но это все же лучше, чем ничего. Кто обещал, что будет просто?

— Да, отменная работа, — продолжая разглядывать карту, вскользь кивает Талейран. И продолжает, словно между прочим: — А скажите, мой дорогой барон, разве генерал Бернадот не отправил вас с секретным предписанием в Тулон?

— Вам даже это известно? — хмыкаю я. — Да, отправил. Но я решил завершить касающиеся нас обоих дела.

В этот момент я уже становлюсь ненужным Метатрону — самонадеянный дурак, имевший на руках полную охапку козырей и так нелепо сдавший партию. Я не столько вижу, сколько чувствую, как он нажимает под столом педаль, открывающую ублиетку. Привет от моей, — хвала Господу, мнимой — тещи, Екатерины Медичи. Если, не дай бог, Камилла не справилась с заданием или хозяин кабинета заметил подвох, есть мизерный шанс успеть схватиться за столешницу. Мгновение, еще одно. Ничего не происходит. Шарль Морис поднимает на меня недоуменный взгляд и давит на педаль, уже не скрываясь.

— Это все золото, — с участием говорю я.

— Что?

Я повторяю:

— Золото. Стоит заклинить луидором ту железку, на которую вы сейчас давите, и она перестанет работать. — Талейран побледнел. — Знаете, маркиз, я очень не люблю, когда из меня пытаются сделать фарш.

Второй консул порывисто вскочил, хватаясь за карман, вероятно, там у него на всякий случай заготовлен пистолет.

— И ловить пули мне тоже не нравится. — Я кувыркнулся через стол и оказался лицом к лицу с противником.

Короткий тычок левой под ребра. Мой собеседник явно не привык к таким некуртуазным, но весьма эффективным дипломатическим шагам. Он мешком оседает мимо стула, хватая ртом воздух. Я хлопнул в ладоши, в переговорную ворвались Кадуаль и его бойцы.

— Этого связать, рот заткнуть.

— Прикажете убить? — поинтересовался Кадуаль.

Я вздохнул: логика событий требовала именно такого решения, но все же убить Талейрана… не поднималась рука. Я покачал головой:

— Нет. Возьми эту карту — это в Новом Свете. Сейчас ты отправишься к Атлантике, я организую тебе приказ консула реквизировать любое судно для нужд Республики.

— Республики? — переспросил генерал.

— Консул не может написать иначе. Ты отвезешь этого человека на противоположный берег океана. Начинай поить его здесь, в Париже, и пусть пьет всю дорогу, чтобы он не просыхал ни на минуту. Называй его Жан или Анри, неважно. Когда убедишься, что там, в Америке, он и сам себя так называет, можешь возвращаться. Карту отдашь ему. И убеди, что он приехал сюда из-за нее. Если сильно поторопишься, возможно, успеешь на коронацию. Уверен, новый государь будет рад видеть тебя.

— Эх! — горестно вздохнул Кадуаль. — Как прикажете. А только куда проще было бы прикончить…

Мне пришлось догонять армию целый день. Бернадот выступил навстречу своему вечному сопернику, едва получив по гелиографу сообщение о высадке Бонапарта и о его встрече с дофином. Я скакал мимо полков, марширующих в сторону Луары, вскользь бросая взгляд на лица солдат: они были мрачны и усталы, хотя армия только выступила в поход. Иногда офицеры командовали петь, чтобы взбодрить понуро шагающие роты. Но песня сникала, едва начавшись. До веселья ли — не дай боже, и впрямь придется пойти в штыки на своих же братьев-французов, с которыми недавно воевали в одном строю. До песен ли тут?! Среди бравых усачей, топтавших сейчас пыльные дороги Иль-де-Франса, было немало тех, кто воевал под знаменами Бонапарта в Италии. Каково было им сейчас слышать, что любимый сын Марса, их вождь, их герой, их разлюбезный «маленький капрал», — предатель Отечества и коварный враг? Можно было не сомневаться: если, не дай бог, дело дойдет до настоящей схватки, ни превосходство в численности войск и артиллерии, ни полководческий дар Бернадота не смогут превозмочь нежелания армии воевать. Без сомнения, и сам первый консул понимал это, но гнал от себя опасные мысли, надеясь, что его личная храбрость и неприязнь к Бонапарту зажгут войска.