Вячеслав Дыкин - Гусариум (сборник)

– Я как огуг’ец! – Прапорщик гордо расправил плечи. – Меня ж мутит не от стг’аха, а от злости.

– Ну, коль так, в бой парой пойдем. Я – «ведущий», а ты – «ведомый».

– Как пг’икажешь, господин пог’учик! – дурашливо вскинул три пальца к козырьку картуза Заблоцкий. И снова добавил строчку незнакомого поэта: – Сегодня мой дг’уг пг’икг’ывает мне спину, а значит, и шансы г’авны.

Алексей покачал головой. Но он уже привык к чудачествам Жоржа. Тем паче, не о поэзии сейчас следовало беспокоиться. Русская пехотная дивизия пятилась от Красного к Смоленску, огрызаясь от конницы Мюрата. С вечера к ним отправился Раевский с подкреплением, но чем закончилось дело, махолетчики не знали. Ждали распоряжений от полковника и готовили машины.

Увидев на высоком берегу Днепра белокаменные стены Смоленска, Мишель Ней утратил обычную осмотрительность. Словно пес, вставший на «горячий» след добычи, сын бондаря погнал вверенный ему корпус «Великой армии» тремя колоннами вперед. За перелесками, вдалеке, мелькали жемчужно-серые ментики гусар и зеленые куртки конных разведчиков резервного корпуса Мюрата, которые хранили дурацкую верность дедовским способам ведения войны. Кавалеристы долго и безуспешно преследовали отступающую пехоту генерала Неверовского и, вне всякого сомнения, заслужили отдых, но рвались в бой.

С того берега реки раскатилась частая россыпь ружейных выстрелов – будто пригоршню щебня швырнули в жестяное ведро. Заросли лозняка окутались дымом. Русские огрызались. Водную преграду, по разумению маршала, следовало немедленно форсировать, силы противника окружить и уничтожить, не допуская их соединения с остальной армией Барклая-де-Толли, а город захватить. Бородатые варвары не сумеют противостоять военной мощи всей Европы, объединенной французской доблестью и французской же мудростью. А если удастся взять Смоленск до подхода Даву и Бонапарта…

Ней засыпал адъютантов злыми, короткими, похожими на удары шпагой, приказами.

Драгуны, значительно обогнав неторопливую пехоту, покидали самобеглые коляски, завязывая оживленную перестрелку с егерями Войейкова. В голову штурмовых колонн выдвинулись паровые повозки с понтонами.

Русские ответили шрапнелью. Над головами атакующих поплыли белые облачка.

Больше всего досталось вюртембергцам, которые расстроили ряды и потянулись под защиту дубравы.

– Подавить! – яростно бросил Ней.

Юный адъютант кивнул и, вскочив в седло, помчался к ракетной батарее.

Полковник Кламбо свое дело знал, сноровистой работой вызвав улыбку маршала. В считаные минуты с реек начали срываться длинные, похожие на огромные свечки снаряды, с ревом уносясь на противоположный берег. Дымные шлейфы прочертили небо. К сожалению, маршал это прекрасно знал, ракеты пока еще не обладали должной точностью попадания, зато могли накрывать значительные площади, не только нанося урон живой силе противника, но и повергая его в ужас. Ученые-изобретатели обещали императору уже к концу этого года создать реактивные снаряды, способные пробивать крепостные стены, а также оружие с разделяющейся боеголовкой, в сотни раз эффективнее шрапнели.

Русские орудия смолкали одно за другим. Пехота «Великой армии» подступила к Днепру.

В это время маршалу доставили срочное донесение. Конница Багратиона глубоким фланговым обходом зашла в тыл наступающему корпусу и атаковала на марше колонну «Grande tortue». Огромные, не уступающие по размерам какому-нибудь корвету береговой охраны, изрыгающие клубы пара, машины решили когда-то судьбу сражения под Аустерлицем, а ведь там император ввел в бой всего четыре из них. Сейчас под командование Нея передали шесть сухопутных дредноутов.

– Быстро учатся эти русские! – рыкнул маршал и приказал ускориться воздухоплавателям.

Капитан Эжен Леклерк через подзорную трубу наблюдал суету на дороге. С высоты громадины «Grande tortue» напоминали перевернутые килем вверх лодки, на которые прибоем набегали литовские уланы – синие вальтрапы с красным кантом. Бородатые казаки Иловайского теснили в сторону обоза огрызающиеся частым огнем пехотные батальоны охранения и два эскадрона бело-зеленых конных разведчиков. Не успев развернуться в боевой порядок, бронированные исполины оказались беззащитными перед приблизившейся вплотную конницей – от орудий главного калибра в такой схватке толку никакого, а стрельба вспомогательных не наносила противнику ощутимого урона.

Отчаянные уланы носились на рыжих и светло-гнедых конях, целясь по бойницам ползучих крепостей из пистолетов и укороченных кавалерийских ружей, забрасывали ручными гранатами. Одному из них, похоже, улыбнулась удача. Вторая от головы колонны «Grande tortue» окуталась паром, в её чреве что-то гулко ухнуло. Броненосец остановился, преградив дорогу остальным. Из открытых люков сыпанули ошпаренные кочегары и орудийные расчеты. Прямо под пики и сабли русских.

– Добавить лиселя! – скомандовал капитан, в отчаянии позабыв, что уже больше часа монгольфьер идет под полными парусами.

Благодарение богу, более легкие шарльеры, оснащенные пропеллерами с велосипедным приводом, значительно опередили своих неповоротливых собратьев и уже зависали над дорогой.

На головы русских посыпались оперенные стрелы.

Закричали люди. Заржали раненые кони.

Казаки кинулись врассыпную, уходя из-под обстрела, а потом, разворачивая злых горбоносых рыжих, буланых, соловых коней, стреляли из ружей и пистолей. Ветер сносил белые одуванчики дымков, но пули не достигали воздухоплавательных судов.

Леклерк улыбнулся.

– Приготовить бомбы!

Одетые в синие мундиры летуны начали передавать друг другу сорокафунтовые цилиндрические чушки с двухслойной оболочкой и начинкой из пороха и чугунных шариков. Не так давно их испытали в Пиренеях, полностью подавив сопротивление испанской герильи – на разбойников новое оружие произвело столь глубокое впечатление, что они выходили из лесов и ущелий сотнями, склоняясь перед Великой Империей. Теперь пришла пора и русским варварам ощутить на себе их разрушительное воздействие.

Издалека, от Смоленска, по полю мчались четыре пароконные повозки, на которых поблескивали стволы рибодекенов – здесь, в России, их называли «сороками».

Командир монгольфьера дал распоряжение передать флажками на землю – любой ценой не допустить приближение скорострельных и многоствольных орудий.

Конные разведчики, собравшись в кулак, пошли на прорыв, но увязли в казачьей лаве.

Первая «сорока», лихо развернувшись, дала залп. К счастью, мимо.

Зато второй повезло. Вырвавшийся вперед шарльер вспыхнул и, разламываясь в воздухе на кусочки, рухнул на землю. Остальные завиляли, стреляя по повозкам из всех видов огнестрельного оружия, имевшегося в наличии.