Александр Афанасьев - Меч Господа нашего-4 [СИ]

А штурма и в самом деле нет. НИКТО ТАК И НЕ ОТДАЛ ПРИКАЗ.Все, что происходило дальше — сплошняком реагирование на складывающуюся ситуацию, нет даже попытки перехватить инициативу.

Из окон школы — автоматный и пулеметный огонь. Родственники заложников открывают огонь из своего оружия, под перекрестный огонь попадают и заложники, пытающиеся выбраться из проклятого спортзала, те, кого выбросило ударной волной. Спецназовцы не могут пробиться к школе — огонь идет со всех сторон. Снайперы бездействуют — ни один из снайперов позиции не занял, а сейчас уже поздно. Подавить огневые точки в окнах некому. Наконец, спецназовцам удается приблизиться к школе под прикрытием брони БТР. Этот кошмар потом покажут в новостях — ворочающаяся под окном тяжелая машина, нацеленные непонятно куда стволы, бегущие мужчины, держащие на руках детей.

Паника просто страшная.

Несмотря на то, что подорвались все взрывные устройства{Пусть кто-нибудь с саперной подготовкой скажет мне — как можно остаться в живых в закрытом помещении, если там взорвалось ВУ совокупно несколько килограммов в тротиловом эквиваленте.} — около восьмидесяти процентов заложников остались в живых, многие погибнут от пулевых ранений. Боевики не пытаются расстрелять заложников — они тоже не ожидали произошедшего. Большинство их них нацелено на отражение штурма — и сейчас они открывают огонь по спецназовцам и по родственникам заложников, прорывающихся к школе. Часть заложников, первыми выбравшихся из школы — попадает под огонь…

Один из террористов — у него шрам на шее, как будто кто-то пытался перерезать ему горло бросает оружие и кричит, что его заставили участвовать в теракте. Он и до этого — был самым мягким среди террористов, иногда приносил детям попить. Это — Нурпаши Кулаев, единственный, кто останется в живых.

Тем временем — банда разделяется. Несколько террористов — сбросив камуфляж и бросив оружие, выскакивает из здания школы вместе с обезумевшими заложниками на улицу. Оцепления нет, но не факт, что оно помогло бы, если бы оно и было. Они бегут к железнодорожному полотну, которое совсем рядом — в ту сторону, откуда они пришли. Но они не рассчитали одного — на них майки и джинсы, в то время как первого сентября все оделись в школу как на праздник. Майки и джинсы выдают террористов с головой, как если бы у них было в руках оружие — и на них начинается загонная охота, в которой участвуют и спецназовцы и милиционеры, и местные жители. Боевики перебегают железнодорожное полотно, вслед градом летят пули, какие-то попадают в цель. Уйти не удается ни одному из них…

Оставшиеся в здании террористы продолжают отчаянное сопротивление, его не удается подавить, не удается даже прорваться в часть здания, в котором они есть. В коридорах — гибнут бойцы Альфы, потом окажется, что в Беслане Альфа потеряла больше, чем в Кабуле при штурме дворца Амина. На улице — разъяренная толпа разорвала подозрительного мужчину, прежде чем к нему удалось пробиться сотрудникам милиции.

Пятьсот пятьдесят четыре пациента в больнице. Пулевые ранения, ожоги, стресс, крайняя степень обезвоживания. В толпе передают бутылки с водой — потом это будет символом, как символом является стакан с водкой, накрытый кусочком хлеба.

Сопротивление в школе продолжается. Последний контакт с террористами состоялся в восемнадцать часов. Тот же переговорщик говорит Гуцериеву — это вы во всем виноваты…

В двадцать один ноль-ноль танк делает несколько выстрелов по зданию школы. Стрельба продолжается. Такое количество патронов — для многочасового боя — на себе принести просто невозможно.

В два часа следующего, четвертого сентября в задней части школы раздаются крики «Аллах Акбар!». Потом раздается несколько взрывов.

Все.

Небольшой, серебристый Газ — Газель с глухими боковинами кузова и дополнительной антенной на крыше — остановился в самом конце улицы Кутузова, у садовых участков. Там был небольшой, стихийный рынок, продавали то, что обычно и продают в самом начале осени — яблоки, картошку, морковь. Небо было хорошее, синее, почти без единого облачка. Было тепло — бабье лето…

Водитель машины — не стал выключать двигатель, экономя бензин, как это делали частники. Он осмотрелся настолько, насколько это позволяли тонированные стекла и заметил невысокого, бедно одетого мужичка, стоящего у очереди, где продавали картошку. Мужичок кивнул — и водитель подтвердил, что понял, поднеся раскрытую ладонь к самому лобовому стеклу — это хорошо видно…

Обернувшись, водитель сказал сидящим в машине людям, одетым в бронежилеты скрытого ношения и держащим на коленях большие сумки, в каждой из которых был автомат.

— Он здесь…

Единственный в машине, кто был одет в гражданское: джинсы, легкая кожаная куртка с вязаными рукавами, рано поседевший, с волчьими глазами — набрал телефонный номер. С некоторых пор — оперативники ФСБ предпочитали переговариваться именно по сотовому телефону: удобно, сам телефон легкий, с рацией не сравнить, да и внимания не привлекает — телефон может быть у каждого, а рация — только у тех, кто на собачьей службе. Правда, не всем выделяли деньги на сотовые, они тогда стоили дорого… но Департамент по борьбе с терроризмом финансировали хорошо.

— Виктор… — назвал он позывной собеседника.

— На приеме — мгновенно, по-уставному ответил собеседник. Он больше привык к рации — и даже по сотовому телефону разговаривал уставными словосочетаниями.

— Доложи.

— Юг и запад перекрыты. Восток будет перекрыт через пять минут. Прикажете начинать?

— Оставить. Только по команде.

— Есть.

— Завершайте и докладывайте.

— Есть.

Рано поседевший оперативник УФСБ — нажал на кнопку отбоя. Откинулся на сидении, закрыл глаза, стараясь не видеть . В машине — остро пахло оружием, смазкой и потом. Запах большой, очень большой беды…

— Товарищ полковник, прикажете выдвигаться? — не выдержал командир группы захвата.

Оперативник не ответил. Перед его глазами, на обратной стороне век плыли картины — маленькая девочка, в одних трусиках, испачканная сажей, бутылки со следами мочи — заложники в этой проклятой школе пили собственную мочу, обгоревшие, обвалившиеся стены. Шахидка… совсем молодая, обычно, когда подрываются, голова и лицо остаются мало поврежденными. Лет восемнадцать, оскаленная как волчонок — она не пожалела собственной жизни ради того, чтобы убить как можно больше людей…

Кто за это за все должен отвечать?

В кармане бился в агонии телефон — полковник не сразу понял, что это поставленный на вибровызов телефон. Он думал, что это бьется сердце…