Михаил Белозеров - Великая Кавказская Стена. Прорыв 2018

— Хьуна, оьрсийн мотт хаьий? [14] По-русски говоришь? (чеч.)

— ХIаъ. Ехьа. [15] Да. Плохо (чеч.). А кто вы такие?

Непонятно, почему он нас не разоблачил, подумал Игорь, особенно славянскую физиономию Германа Орлова, который на голову возвышался над всеми. Впрочем, его с таким же успехом можно было принять за американского инструктора. Инструкторов-то у моджахедов хватает. Кому, как не американцам, устроить прорыв?

— Хьан гIуллакх дац! [16] Не твоё дело! (чеч.) Где рыжий Алик?

— Какой?

— Мухитдинов.

— По кличке Жираф?

— Да.

Его сбила с толку синяя повязка на рукаве у Игоря.

— Ца хаьа… [17] Не знаю (чеч.).

— Хьа лергаш, [18] Не ври! (чеч.) — сказал Игорь. — Нам нужно срочно его найти. Ахь бакъала бох? [19] Ты говоришь правду? (чеч.)

— ХIаъ!

— Хьан мара гома бу, [20] У тебя кривой нос (чеч.). — выступил вперёд Олег Вепрев, очень кисло поморщившись.

Это была единственная фраза по-чеченски, которую он знал, вкладывая в слово «нос» совсем другое значение.

Часовой схватился за нос, а потом за то, что ниже пояса:

— Ватааа! [21] Ужас! (чеч.) — неподдельно испугался он.

Поди, только начал по девкам бегать. Его ещё собственная внешность волнует, невольно подумал Игорь.

— Мы пошутили, — хищно оскалился Олег Вепрев.

Он начал заводиться, и ничего хорошего это не сулило. Странная внутри у него была пластинка — даже для своих, никто ведь не трепался о долге и вере, а Вепрев запросто мог выложить открытым текстом, мол, мы здесь за Россию горбимся; все избегали национального вопроса, а он всегда говорил, что чеченцы и ингуши — это волки, смотрящие в лес, и в результате оказался прав — ведь построили «стену», правда, с помощью США, но тем не менее, и кто лицемернее в данной ситуации, трудно сказать. А мы, русские, оказались в дураках, подумал Игорь, как детей, обвели вокруг пальца.

— Хьа да валла хьаккхийца! [22] Чтобы твоего отца похоронили вместе со свиньёй! (чеч.) — выпалил юный часовой.

— Ма забарш ю хьа… [23] Ну и шутки у тебя… (чеч.) — примирительно сказал Игорь.

— Совсем не шутки! — перехватил автомат часовой.

— ДIасаца! [24] Замолчи! (чеч.) — предупредил Игорь, потому что знал, что Олег Вепрев быстр, как пуля, и долго думать не станет. Он с испугом покосился на Олега — глаза у него налились кровью и лысина страшно покраснела. Даже уши стали пунцовыми.

— Декьала хуьлда Нохчийчоь! [25] Да здравствует свободная Чечня! (чеч.) — выкрикнул часовой.

Эту фразу Олегу Вепреву переводить было не надо, конечно же, понял он её от начала до конца, потому что часто слышал на КПП «Кавказ».

— Ах ты, засранец! — произнёс он и ударил как-то так странно, что даже Игорь удивился — словно просто черканул кулаком по подбородку — без подготовки, без размаха, неожиданно, можно сказать, подло, только подлость эта на войне называется хитростью. А когда часовой упал, схватившись за горло, придавил его коленом, как котёнка.

— Бача хук! [26] Сын свиньи! (дари) Хаар коз! [27] Хаар коз — непереводимая игра слов (дари). — бормотал он, орудуя ножом в три движения так ловко, словно свежевал барана.

Он ещё успел повоевать рядом с теми, кто прихватил Афганистан, и, естественно, нахватался тех выражений, которыми можно было оскорбить мусульманина.

— Зачем?.. — удивился Игорь, который не видел в часовом реального противника, пацан он и есть пацан — чеченский или русский.

— Он меня обозвал?! — выпрямился Олег. — Обозвал! — потребовал он подтверждения.

— Но ты же с ним рассчитался?.. — в свою очередь, уточнил Игорь, которому уже надоела вся эта возня.

— Нет, я хочу знать! — окончательно рассвирепел Олег, и в этом была его натура, из-за которой он порой терял голову и становился похожим на зверя.

— Зачем тебе знать, — ответил Игорь, — спать плохо будешь.

— Нет! Говори! — потребовал Олег Вепрев, и губы его побелели.

Совсем рехнулся, понял Игорь, крыша съехала.

— Ладно… — произнёс он и, наклонившись, прошептал ему в ухо всё то, что сказал часовой.

Теперь его точно не удержишь, подумал он, теперь Вепрев будет сам не свой — и хорошо бы из-за своей контузии, а то ведь по глупости заводится.

— Ах, скотина! — Олег Вепрев оскалился, как волк, и пнул мёртвое тело, кровь из-под которого текла вниз по наклонной улице и напротив подъезда собиралась в лужу. На её поверхности плавал мусор: какие-то веточки и тополиный пух.

Прятать тело было бессмысленно. Но Олег Вепрев настоял, и они перекинули его за забор, под цветущую сирень.

— Пусть поищут, — мстительно сказал Вепрев, и глаза у него стали мутными-мутными, как после недельного запоя.

— Ну и правильно, — рассудительно согласился Герман Орлов, вытирая руки о штаны. — Чёрт с ним, со щенком. Я таких навидался. Пацан пацаном, а у самого пистолет в кармане. Мне их любить не за чем. Они Кавказ отхапали и на Кубань рот раззявили. Чего мне с ними цацкаться?!

Порой Герман Орлов был способен примирять людей в отряде, и все понимали, что Герман Орлов всегда прав, и правда эта выстрадана кровью и жизнями, и жалеть пацана нечего, но Игорю почему-то всё-таки было его жалко. Убивать молодых всегда жалко, даже если они твои враги.

На крытом рынке горели склады. Сизый дым выбивался из-под черепичных крыш, его прибивало к земле и несло широкой полосой в сторону Машука. Зачинались дымить торговые ряды под яркой голубой крышей. Ясно было, что если боевики где и сидят, то только в центральном помещении, откуда гостиница как на ладони, а стрелять из больших арочных окон одно удовольствие.

Смущало только высотное здание из синего стекла — оно, как айсберг, возвышалось над кварталом. Посади туда снайпера и горя не знай, иначе можно было считать духов большими дураками — ну не в самом же деле, думал Игорь, разглядывая перекрёсток и прилегающие улицы в бинокль. Прямо торчало это самое здание из стекла и бетона, которое так беспокоило Игоря, справа виднелся розовый угол почты, а с левой стороны находился крытый рынок. Обычно шумный и суетливый район был пуст, как равнины Марса. Тёплый ветер гнал тополиный пух, и если на секунду отвлечься, то казалось, что идёт снег, и приятно было представлять, что ты дома, в Санкт-Петербурге, готовишься к первой лыжне. Если обойдётся, подумал он, то уедем с Боженой, и прости-прощай этот чёртов Кавказ, который мне опротивел до печёнок, и больше сюда ни ногой, ни за какие коврижки, даже на самый модный курорт.

Он не стал больше рассуждать на эту тему, потому что обнаружил себя шибко бегущим зигзагами поперёк улицы — высоким, худым и сутулым, чуть нелепо сжимающим автомат длинными жилистыми руками — крайне удобная цель для снайпера. Очень удобная, прямо как в тире. Но в него никто не выстрелил.