Александр Мазин - Государь

Все, кроме Ильи-Годуна. Его позвал Рёрех, а для всего духаревского рода воля умирающего варяга была важнее княжьей.

Собрались в княжьем тереме и во дворе его многие достойные мужи. Все новокрещеные дружинники и люди Владимира, княжья русь. Старшие – в трапезной, младшие – во дворе, за богатыми столами. Пировали как всегда. Точнее, почти как всегда, поскольку не дарили прежним богам, не славили их, а если кто по старой привычке поминал старых богов, то тут же смущенно замолкал, одернутый соседями. И не было мест для жрецов языческих, зато за высоким княжьим столом восседали оба ромейских епископа. Эти словенской речи не разумели, но кушали хорошо. От бояр да старшей гриди не отставали.

Были, впрочем, и некрещеные. Те же Стемид с Трувором. И другие. Князь черниговский, князь туровский и прочие. Пили, ели… присматривались.

«Неволить никого не стану, – сказал Владимир. – Но, кто друг мне, тот примет истинную Веру. А кто не примет… Того я не врагом назову, а слепцом…»

Епископы ромейские обижались. Хотели, чтоб великий князь твердость проявил. «Кто не со мной, тот против меня!»

Духарев, присутствовавший при разговоре, пояснял византийцам: обычай такой здесь. Даже простых дружинников неволить не принято. Коли не по нраву им старший, могут к другому отойти. И от того обычай такой, что великий князь с ними в бой идет, а они, если надо, за жизнь, за дело его своей кровью заплатят.

Ромеи кривились: варвары, дикари… Но сделать ничего не могли. Пока.

– Так что же за виру такую… необычную род Скегги с Олава спросил? – поинтересовался князь.

– А захотели они, чтоб Трюггвисон дочь его, Гудрун, в жены взял, – ответил Трувор.

– Без приданого? – уточнил Добрыня.

– Почему же? Скегги – богатый бонд. За Гудрун хорошее приданое давали. Женихов у нее хватало.

– Так и есть, – подтвердил Сигурд-ярл. – О Железном Скегги я от многих слыхал. Известный человек, хотя и из простых бондов.

– А собой эта Гудрун как, недурна? – спросил Владимир.

– Сам я не видел, – ответил Стемид. – Дурного о ней никто не говорил.

– Вот уж вира так вира! – воскликнул уже порядком набравшийся мёду с пивом воевода Путята. – Я б такую виру хоть каждый день платил!

Владимир глянул на него строго, но Путята продолжал ухмыляться. Он принял новую веру еще в Константинополе. Однако сделал это лишь из преданности Владимиру. Жить же продолжал, как и прежде. Старым обычаем. И дома непременно отделял перед трапезой малую толику Сварогу. И чурам. Богат ныне Путята. У него на всех хватит. И на старых богов, и на нового…

– …Олав спорить не стал, – продолжал повествование Стемид Большой. – Был он человеком свободным, поскольку вторая его жена, Гюда, умерла, а жениться на другой, вдове конунга свеев, у него не получилось. Расстроился сей брак. По вине старых богов, не иначе.

– Расскажи-ка сначала о вдове конунга, родич, – велел Владимир. – О дочери бонда позже послушаем.

– Как тебе угодно, княже, – согласился Стемид. – Все мы знаем, что люб племянник друга нашего Сигурда-ярла дочерям и вдовам конунгов. Так что, когда посватался он к Сигрид Гордой, вдове конунга свеев, та отнеслась к сватовству благосклонно. Заключили договор. И как свадебный дар послал ей Олав огромное золотое кольцо, которое снял с дверей капища в Хладире. И было то кольцо так велико и тяжело, что все восхищались им и хвалили щедрость Олава. Сигрид велела позвать двух кузнецов, чтобы оценить кольцо. Но те так долго взвешивали его и качали головами, что Сигрид забеспокоилась и спросила, что с подарком не так. Кузнецы сначала отнекивались, а потом всё же сказали, что кольцо слишком легкое для своего размера. Сигрид велела разломать кольцо – и внутри оказалась медь. И решила она, что Олав обманул ее, и сильно разгневалась. Однако Олав и сам не знал, что кольцо – с обманом. И никто об этом не слыхал. Должно быть, старые боги, у которых Олав отнял кольцо, подменили золото медью в отместку за обиду.

– И что же, из-за какого-то кольца свадьба расстроилась? – спросил черниговский князь Фарлаф, человек мудрый и понимавший, что объединение владений конунга Олава и свейских земель стоит подороже любого кольца.

– Нет, – покачал головой Стемид. – Хотя допускаю, что кольцо это как-то подействовало на Сигрид и ее дальнейшие поступки. Следующей весной она и Олав встретились, и всё складывалось хорошо, но потом Олав заявил, что Сигрид должна креститься, а та заявила, что не собирается отказываться от веры своих родичей. «Впрочем, – добавила она, – ты, Олав-конунг, тоже можешь верить в тех богов, в которых пожелаешь».

Сигрид не зря прозвали Гордой.

Олава такие слова оскорбили и разгневали настолько, что он закричал на нее и заявил, что не станет жениться на язычнице. И даже ударил ее перчаткой, которую держал в руке. Тут люди Сигрид схватились за оружие и люди Олава – тоже, но до крови дело не дошло, потому что сила была на стороне Олава.

«Такой поступок, – пообещала ему Сигрид, – будет стоить тебе жизни!» И Олав уехал. Свадьба, ясное дело, не состоялась.

– Вот так, – завершил Стемид Большой, – старые боги не позволили Олаву стать конунгом свеев.

Многие на княжьем пиру задумались. И было о чем. Всем ясно, что в этой истории боги нурманов оказались сильнее Христа.

– А что же Гудрун, дочь Скегги? – вмешался Артём, угадав, что встревожило новокрещеную гридь. – Женился ли на ней Олав-конунг?

– Да, – кивнул Стемид Большой. – Но в первую же ночь, едва конунг заснул, она ударила его кинжалом.

– Почему ты молчал, Стемид? – воскликнул Сигурд. – Что с моим племянником? Он жив?

– Чтоб женщина убила такого, как Олав Трюггвисон? – Белозерский князь засмеялся. – Конечно, он жив. Олав проснулся, удержал руку Гудрун и отнял у нее кинжал. А потом вышел к своим людям, пировавшим в доме, и рассказал о том, что случилось.

– Что он сделал с ней? – быстро спросил Владимир, выказав неожиданное волнение. – Убил?

Стемид покачал головой:

– Велел ей забрать приданое, своих людей и убираться прочь.

– Простил, значит… – сказал кто-то.

– Можно сказать и так, – отозвался Стемид.

Тут снова вмешался Сигурд-ярл:

– Мой племянник не настолько глуп, чтобы мстить женщине! – заявил он. – Сделать так – значит признать, что ты испугался бабы с железом в руках! Вот смеху будет!

– К тому же, – негромко проговорил Добрыня, обращаясь к своему племяннику. – У Железного Скегги наверняка было немало родичей и сторонников. Зачем же Олаву, заплатившему виру и решившему дело миром, вновь ссориться с ними? Как верно сказал наш Сигурд-ярл: он не настолько глуп.

Добрыня не знал о том, что произошло ночью между Владимиром и Рогнедой. Великий князь не стал никому рассказывать о случившемся. Жить Рогнеде или не жить, он должен был решить сам. И он тоже не был настолько глуп, чтобы посчитать так вовремя рассказанную историю женитьбы Олава случайностью.