Дмитрий Светлов - Закон меча

– Спасибо, Иван Прокопьевич! Веди в трактир к Тюлюпе, соскучился по нормальной еде, там и поговорим.

– Не получится, я карету подогнал, едем сразу в дом, тебе надо переодеться в парадные одежды.

– К чему спешка? Корабль мог задержаться не на один день.

– Епископ требует тебя к себе незамедлительно, хочет переговорить до встречи с правителями Ганзы.

– Разве они не в одну дудку дуют? – удивился Норманн.

– Дудка-то одна, только каждый норовит свой пляс сыграть.

– Ну вот, снова местные разборки на мою голову!

– Не совсем так, – возразил Мовчан, – епископ предложит тебе построить на Итиле католические церкви.

– Кто сказал?

– Секретарь епископата давно у меня в друзьях, сразу по приезде одарил его отрезом сукна.

– Ловок ты в делах, хвалю! – одобрил Андрей. – Одно непонятно, почему спешка.

– Опасаются, как бы ты сразу в ганзарат не заявился.

– Размечтались! – ухмыльнулся Норманн. – Это я им нужен, а не они мне! Говоришь, кирхи им на Итиле понадобились?

– Ну да. Фон Аттендорн с фон Аленом и Хинрихом Плесковым должны были заранее узнать, каково твое решение.

– Ах вон оно что! Господа правители разработали для меня несколько вариантов проявления добродушия и любви!

– Ганзарат не так уж и щедр, они одобрили расходы на три сотни латной конницы, три сотни латной пехоты, три сотни копейщиков и три сотни лучников.

– Секретаря ганзамистра тоже приручил? – поинтересовался Андрей.

– Продажная душа, он все секреты выкладывает за ежедневный бесплатный обед у Тюлюпы.

– Ты поосторожней, здесь соглядатаев много.

– Знамо дело! – отмахнулся Мовчан. – Секретарь обедает в отдельном кабинете, а соглядатаев кормим в общей зале.

– Спасибо за предупреждение, Иван Прокопьевич, – понимающе кивнул Андрей, – придется огорчить и епископа, и ганзарат.

– Неужто откажешься от выгодного дела?

– Зачем! Я их как липку обдеру! – засмеялся Норманн.

Предстоящая встреча с епископом фон Юнингеном открывала новые возможности, которые могли дать поволжской авантюре реальную жизнь. Что касается религии, Норманну были одинаково безразличны все конфессии, но кое о чем в их взаимоотношениях он уже знал благодаря Максиму. Все началось с крестоносцев, которые захватили и разграбили Константинополь. Они вывезли в Венецию все святыни и реликвии, после чего греческая церковь люто возненавидела всех католиков. Аналогичная картина наблюдалась с мусульманами, которых рыцари попытались насильственно окрестить. В свою очередь римская церковь снисходительно относилась к православию, а мусульман приравнивала к язычникам. Нижнее Поволжье никогда не считалось русскими землями, так что никаких препятствий для строительства кирх не было и не могло быть. Строительство крепости как будущего центра международной торговли по логике требовало возведения как православного храма, так и мечети. Через шестьдесят лет великий Тамерлан устанет от бесконечного предательства всяких тохтамышей и начнет поход по уничтожению язычников. Ради денег и власти ханы кочевников готовы были принять ислам с показной готовностью, но никто из них даже не собирался соблюдать требования Корана, и в конечном результате незадачливые ханы лишались головы. Максим уверял, что великий полководец не тронет христианский город, а мечеть в городской черте послужит дополнительной гарантией безопасности.

Пока слуги распаковывали багаж и готовили парадные одежды, Норманн спустился вниз и помылся в импровизированной ванной, которая так и стояла на прежнем месте. Затем последовала получасовая процедура облачения в шелк и бархат, завершившаяся надеванием на шею тяжелой золотой цепи, нанизыванием на пальцы десятка громоздких перстней и навешиванием вычурной перевязи для парадного меча. Каноны католической церкви позволяли входить в храм с оружием.

– Прошу меня простить, дорогой герцог, но обстоятельства вынуждают спешить! – лучезарно улыбаясь, заговорил епископ.

В ответ Норманн перекрестился, упал на колени и произнес на латыни:

– In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti. Amen [3].

От неожиданности фон Юнинген впал в ступор и не сразу сообразил, что он должен благословить стоящего на коленях человека. Затянувшуюся паузу прервал находившийся рядом помощник, который ощутимо пнул епископа локтем.

– Gloria Patri [4]. – Неожиданно запел епископ, чем окончательно смутил свое окружение.

Ситуацию спас пастор кирхи Святой Катерины, который решительно выступил вперед и благословил Норманна. Несмотря на досадную заминку, священники восприняли поступок гостя как многообещающий знак в предстоящих переговорах. Последовавшее знакомство проходило в обстановке искреннего радушия, с наложением крестного знамени, объятиями и поцелуями.

– Прошу в мой кабинет! – как бы подводя черту под церемонией знакомства, пригласил епископ.

Норманн попытался изобразить смирение и пройти последним, но пасторы дружелюбно подтолкнули его в спину, и он пошел следом за хозяином. Убранство кабинета оказалось обыденно-традиционным, стены были завешаны бордовыми бархатными портьерами, громоздкая мебель удивляла многочисленными замками, некоторые дверцы и ящички имели дополнительные навесные запоры. Рядом с креслами и лавками стояли маленькие столики, на которых возвышались стопки подушек. Но первыми бросились в глаза маленькие жаровни с тлеющими углями, которые были расставлены вокруг хозяйского стола и рядом с дубовыми креслами. Норманн поморщился, втянул носом витающую в помещении копоть и обратился к епископу:

– Позвольте мне вручить вам этот маленький, но драгоценный подарок, – и протянул берестяной туесок.

Фон Юнинген открыл коробочку и ахнул, дружный возглас восхищения эхом подхватили остальные священники. Перед их взором предстал маленький ангелочек – головка в золотых кудряшках, за спиной золотые крылышки, а в руках золотая труба. Пока священники млели над фаянсовой безделицей, Норманн выбрал для себя самое удобное кресло и протянул ноги поближе к жаровне. Помещение нельзя было назвать холодным, но привычного для русских домов тепла здесь не ощущалось. Тем временем служители церкви немного пошептались, затем хором спели «Ave Maria» [5]. К завершающему куплету в кабинет вернулся секретарь, и через минуту Норманну торжественно вручили перевитый золотым шнурочком свиток. Текст ошарашил своей нелогичностью: «За искреннее рвение в делах веры нашей, а так же за щедрые пожертвования на благо церкви, предъявитель сего, герцог Норманн фон Рус, получает индульгенцию за грехи вольные и невольные». Но самое главное, внизу стояла подпись и печать самого Климента VI! По всей видимости, подобные свитки были заготовлены заранее, секретарю епископа оставалось только вписать имя «правильного» человека, а слова «щедрые пожертвования» изначально подразумевали розничную продажу индульгенций.