Елена Янук - Я отыщу тебя в прошлом

…И оказался в полупустом месте. В очень странном месте.

Первый миг мне показалось, что я оглох: ни звука, ни шороха, вокруг тишина, хуже могильной… Густой и какой-то неприятный воздух… Но, оглядевшись, немного успокоился: обычная мебель, стены и пол. И все же какое-то неуловимое отличие есть… Что это за комната?! Как я попал сюда? Колдовство? Новое оружие? Джил – все-таки шпионка?! Тут мне на глаза попался ее корсет, брошенный на полу… Она здесь! Здесь!

Я медленно прошелся вдоль стен по непонятному помещению, но не обнаружил ни двери, ни окна. На какой-то подставке из стекла, установленной с наклоном пюпитра, лежали серые жемчужины – шесть штук. Не задумываясь, я ловко сгреб их в ладонь. Они казались теплыми, словно живыми. Да что это такое?! Сжав двумя пальцами, я поднес одну жемчужинку к глазам – раз… И оказался в комнате Джулианы!

Мэри от испуга выронила из рук стопку белья и ошеломленно сказала:

– А я думала, что вы, милорд, отправились вслед за миледи на прогулку.

Тут в комнату прибежал запыхавшийся Хибс.

– Милорд! Посмотрите, что на берегу нашли рыбаки!

Я медленно повернулся, не зная, сошел я с ума, сплю или все это было наяву. У Хибса в руках были вещи Джулианы… А у меня в руке пульсировали жемчужины…

Значит, ничего не приснилось.

Я не жалел сил в своем стремлении вернуться в старую холостяцкую свободу. Флиртовал на раутах, безудержно пил, срывал поцелуи веселых дам в темных уголках Воксхолла, делал рискованные комплименты, но, убей бог, оставался холодным как лед. Ни одну из кокеток не хотел видеть в своей постели.

В одну из обычных ночей, когда шампанское казалось особенно кислым, а лондонский полусвет невыносимо вульгарным, плюнув на все, я сбежал от друзей и подруг в трактир.

Последнее время мои вкусы радикально изменились, и я все больше времени проводил в трактирах, потягивая джин и «бристольское молоко». Как-то под утро ввалился в дом, позабыв прикрыть дверь, и вслед за мной кто-то вошел. Это оказалась Элеонор, рассчитывающая на возобновление наших отношений. Подловив меня в пьяном виде, глупышка пыталась добиться моего расположения.

– Элеонор? В такое время?! – хрипло воскликнул я, пьяно хлопнув себя по ноге. – Дамочка, что ты здесь делаешь?

Она без приглашения уселась на диван.

– Ты живешь в Лондоне почти месяц и ни разу не навестил меня! Словно вообще не признаешь наши отношения! И когда и где можно тебя найти, если ты целыми днями пропадаешь в тавернах?

– Милая Элеонор, помнится, с «нашими» отношениями покончено с момента моего брака. Однако ты чересчур настойчива… Ты не находишь?

– Я поставила себя в щекотливое положение, приехав сюда только ради того, чтобы переговорить с тобой! И ты знаешь почему…

– Да? А что я знаю и почему? – Мне хотелось расхохотаться от такой наглости. Но тогда в гостиной появится мисс Лили, и незваной гостье не поздоровится.

– Артур, я не могу жить без тебя! – Она театрально вытерла слезу, а я чуть громко не захлопал и не закричал ей «браво».

– Нашла время разыгрывать передо мной челтнемскую трагедию! – Сквозь зубы сплюнул я. – И если ты забыла, я женат!

– Ты пьян! И не ведаешь, что говоришь!

А! Точно! Я пьян! Так… Где-то здесь стоял графинчик. Я медленно направился к столику. Плеснув себе янтарного напитка, тяжело опустился в кресло и осушил бокал до дна. Элеонор молчала. Я покосился на гостью:

– Будешь бренди?

Она брезгливо поморщилась.

Я равнодушно пожал плечами и налил себе еще.

– Артур, так нельзя! Ты знаешь, что о тебе говорят? Сумасброд Инсбрук возвращается!

– Да? Мило… А что ты встала и не садишься? Если ты нашла в себе силы гоняться за мной по ночам, то садись без приглашения.

– Но, Артур, – она вся затрепетала, – ты же не мальчик, чтобы о тебе сплетничали. И я не гоняюсь! Мне надо поговорить с тобой!

– Слушаю… Только чуть побыстрее, время спать!

– Бессердечный ты человек! – Она всхлипнула и снова села.

– Правда? Это хорошо! Бессердечным людям жить легче! – Мои губы сами растянулись в усмешке, но взгляд оставался жестким.

Леди молчала, провожая с ненавистью каждый выпитый мною бокал. Наконец она вздохнула:

– Прими мои соболезнования по поводу внезапной кончины твоей супруги. Но я ни за что не поверю, что тебя настолько подкосила эта смерть! – Тут же выпалила нахальная гостья, сверля меня взглядом.

– Не смерть, а предательство! Подлое предательство, – буркнул я, обозревая пустой графин. – А ты, если закончила… – Я перевел холодный взгляд на гостью. – Позволь дать тебе совет… Запомни, охота – прерогатива мужчин, так что, милая, тебе пора домой.

Элеонор в гневе вскочила. Я пошел к себе и на всякий случай закрыл дверь на замок. Снаружи что-то разбилось, раздался какой-то грохот, затем хлопнула входная дверь. Вот мерзавка. Видимо, это древняя китайская ваза в гостиной. Утром мисс Лили будет волноваться…

Я упал в кресло возле камина, схватившись за голову. Как же мне хотелось придушить эту прицепившуюся колючку и себя заодно.

Я знаю, что это по ее вине Джил решила уйти!

Душу вновь разбередили слова о «смерти» жены. Я глубоко вздохнул, но это не избавило от боли в груди.

Свет внешне сочувствовал моей потере, сказались старания пожилых матрон, виконтессы Клифтон и графини де Вер, представить наш брак в самых романтических тонах. Но в результате безумного одиночества я теперь с большим рвением искал утешения в картах. Пьяный, проигрывал столько, что это стал притчей во языцех.

Сколько лет я чинно придерживался рамок приличного поведения, как того требовало общество! Отец своими скандальными проигрышами навлек позор на нашу семью, так что после его смерти я всеми силами старался возродить состояние и родовую честь Инсбруков. После окончания войны с Наполеоном и продажи офицерского патента я проводил по полгода в тихом уединении родового поместья, пытаясь восстановить проигранное наследство. А появляясь в Лондоне, старался вести себя так, как подобает высокородному графу. А тут, сорвавшись словно с цепи, взялся порочить доброе имя и безупречную репутацию, благодаря которой в свете забыли о бесчинствах отца и деда, хотя последние события показали, что слухи об их скандальных похождениях живы и по сей день.

«Отца он уже переплюнул!»

«Кровь свое взяла! Я никогда и не сомневался…»

«А что вы хотели, с таким отцом и дедом?!»

Случались моменты, особенно в темные, бессонные предрассветные часы, когда внутри у меня все бушевало – эдакий кипящий котел из ярости, замешательства, обиды и ненависти к себе и Джил…

Матушка поседела, пытаясь вернуть меня к жизни, но все напрасно.

Однажды после особенно пьяной ночи, свалившись на пол, я нашел под матрасом картинку из альбома, нарисованную Джил. Там был изображен я. На коне. Она с такой любовью вывела каждый штрих, что эта картинка буквально согрела меня. Рассматривая свой портрет, я видел ее. Как она разговаривала, как лихо скакала на лошади, как рисовала, как с любовью целовала меня, как ласково щебетала с бабушкой…