Юрий Туровников - Абсолютное зло

Следователь встал и покинул здание торгового центра, а Дед Мороз так и остался сидеть на стуле и таращиться по сторонам.

— Что случилось-то?..

Воронцов проторчал у регистратуры минут десять, пока необъятная как наша родина медицинская сестра не соизволила оторваться от телефона и обратить свое драгоценное внимание на посетителя. Честно говоря, если бы не «Маузер», которым помахал перед носом работника данного учреждения капитан, то он, вероятно, умер бы здесь от старости.

— Я вас слушаю, — недовольно закатила глаза женщина.

— Где лежит Клязьменская? Ее привезли несколько часов назад с ампутацией конечности.

— В травматологии, — бросила сестра.

— Какая неожиданность! А я думал в венерологическом! — вспылил Виктор. — Палата какая?

— Тринадцатая. Что-то еще? — недовольно спросила та.

— Больше ничего. Премного благодарен! — следователь отвесил клоунский поклон.

— Хам! — медицинская сестра снова приросла к телефонной трубке.

Воронцов прошел по светлым коридорам, считая по привычке шаги и всматриваясь в номера палат. Остановившись возле искомой, сыскарь постучался и, не дожидаясь ответа, вошел.

Клязьменская лежала на груде подушек, уставившись в потолок. Напротив нее на раскладных стульях сидели трое молодых людей с ноутбуками на коленках: две девушки и один парень. Все представители Черного штата Америки. Перед ними стояла огромная корзина, наполненная бананами. Видимо, завтрак, обед и ужин.

Писательница посмотрела на вошедшего.

— Вам кого?

— Я следователь. Веду дело о покушении на вас, — Виктор подошел к кровати и оперся на спинку.

— Вы как раз вовремя! — «детективщица» подтянула единственной рукой сползшее одеяло. — Как вас зовут?

— Виктор Воронцов…

— Отлично! А мы, в смысле я, пишем… Пишу новый роман о маньяке, который охотился за известной писательницей, которая помогает полицейским. Дети мои, — обратилась она к молодым людям. — Исправляйте наш план. Теперь главного героя будут звать Феофан Одеялкин! Маринанаба, ты придумываешь кровавые сцены. Виканаба, ты — ответственная за расследования. Юранаба, с тебя — любовная линия. А я пока посплю. Проснусь — проверю, и смотрите не перепутайте ничего, красней потом за вас! В противном случае, хрен вам, а не бананы! Посажу на репчатый лук!

— Уделите мне минутку внимания, — Воронцов кашлянул в кулак, привлекая внимание писательницы.

— А… Вы еще здесь, — зевнула Клязьминская. — Ничем не могу помочь. Я даже место событий толком обрисовать не смогу.

— Так как же вы свои книги пишите?! — удивился капитан.

Дива детективного жанра задумчиво посмотрела в потолок и, засыпая, пробубнила.

— Так ить… Талант…

Спустя секунду палату наполнил храп и удары пальцами по клавишам.

Воронцову ничего не оставалось, как несолона хлебавши покинуть больницу.

Следствие, в который раз, оказалось в тупике.

Глеб Егорович сидел мрачнее тучи и красный от злости, как сеньор-помидор из сказки Джанни Родари. Начальники отделов ерзали на стульях, изучая трещинки на полировке длинного стола. Воронцов примостился подальше от начальства и поближе к двери.

— Вы посмотрите! Вы только гляньте, что эти писаки понасочиняли! Когда успевают?! — начальник сыска отбрасывал в сторону одну газету за другой, читая заголовки статей. -

«Маньяк держит в страхе весь город»,

«Этюд в кровавых тонах».

— Черти что! Мы, вообще, на что-нибудь способны?!

«Западня для сыскаря».

— Это камень в твой огород, Воронцов! — Жеглов зыркнул на капитана.

— Я-то тут причем?! У нас свобода слова, — Виктор совсем сдулся. — Глеб Егорыч, ну нет ничего, кроме окурков, да и от них толку никакого. Пробил по базе ДНК — совпадений нет. Графологи тоже обломили. Он — призрак. Свидетели ничего толком сказать не могут. Видео нет. Подстава, какая-то.

Генерал, зазвенев наградами, вскочил, опрокинул стул и оперся руками на стол.

— Видео нет?! Да по всем каналам только и показывают твою стрельбу в книжном! Вот откуда эти телевизионщики берутся?! Когда надо, хрен кого дождешься, а когда не надо — они тут как тут. Кто продал им запись камер наблюдения? Я вас спрашиваю?!

«С кем стрелялся граф?».

— Как тебе названье, а?! — Глеб Егорович постучал ладонью по «Экстренному вестнику». — Час от часу не легче. Хрен с ним с маньяком. Но ты?! Кто тебя просил стрельбу на людях устраивать? Простым арестом не мог обойтись?

— А что я мог сделать один?! — вспылил Виктор. — Вы же мне людей не дали!

— Какой Жеглов негодяй! — разошелся генерал. — Мы! Имперские! Сыскари!

Это наша работа — искать и ловить подобную мразь! Найди его и арестуй! Шерлок Холмс один работал и ничего, справлялся! Пуаро, Коломбо… Старушка эта, как ее там?!

— Марпл, — пришел на помощь Воронцов.

— Во-во! Короче, преступник должен сидеть в тюрьме!

— Вор… — подал голос капитан.

— Чего?! — Жеглов сжал кулаки.

Виктор пожалел, не только о том, что открыл рот. Вообще, что родился.

— Вор должен сидеть в тюрьме. Вы не правильно сказали.

Глеб Егорович побагровел, потом посинел от злости и заорал так, что стекла зазвенели во всем здании и в домах через дорогу.

— Воронцов, мать твою за ногу! Ты, бл…дь, меня еще учить будешь?! Я сказал — преступник должен сидеть в тюрьме. Найди и посади! Кого из нас Император наградил? Ишь он какой! Думаешь, орла нацепил и сам орел?! — начальники отделов буквально сползли под стол, втянув головы в плечи. — Я тебе твой орден вместе с титулом знаешь куда затолкаю? Подсказать или сам догадаешься? Делай, что хочешь, но чтобы результат был, или сам сядешь! Иди!

Виктор вышел в коридор, закрыл глаза и попытался успокоиться. Какой там!

Зубы от злости скрипели, в висках бешено колотило, пальцы, сжатые в кулак, до крови врезались в плоть.

— Сука! — прошипел Воронцов и в сердцах пнул стену, оставив на желтой краске черный след.

Капитан сидел пунцовый от злости. Настроения отсутствовало полностью.

Пепельница уже до отказа была забита окурками, и это всего за пятнадцать минут.

В одной руке Виктор держал стакан, а в другой ополовиненную бутылку «Уайт Хорс». Он пил одну за другой, закусывая дольками яблока. В голове приятно шумело. Плохие мысли постепенно вымывало высококачественным спиртом, а хорошие в черепную коробку следователя забредать пока не спешили.

«Пора переходить на водку, — подумал сыскарь».

— Это алкоголизм!

Воронцов поднял взгляд. Сквозь пелену на глазах он разглядел очертания, а присмотревшись, узрел в них журналиста.