Сергей Калашников - Лоханка

На другой день было собрано маленькое совещание. Чисто военные высоких рангов, из которых я знал только Ворошилова, Жукова и Кобыланды. И, как я понял, конструкторы гусеничной техники. Котин — старый мой знакомый, и ещё мне указали на харьковчанина Морозова. Запоминающаяся личность с налысо обритой головой. Оба, кстати, моих лет — за тридцать. Были ещё люди из Москвы и из Горького, но не стану сыпать именами — признаться, память на них у меня не очень.

Тема была объявлена о дальнейших путях развития бронетанковых сил в плане совершенствования техники, но как-то он всё кругами шёл: броня и скорость, проходимость и вооружённость. Одно перетекало в другое и вращалось вокруг мощности моторов, запаса хода и ходового же ресурса. По всему выходило, что разработки упёрлись в некий предел, достигнутый современными технологиями, хотя по сравнению с тем, как я представлял себе технический уровень этой эпохи, когда жил в будущем — разница очень существенная, причём, сильно в лучшую сторону. Мощные оппозитные дизели сильно расширили возможности для конструкторов и улучшили условия компоновки. Тут ведь в чём прикол: Так уж эти двигатели сконструированы, что для продольного расположения вала сами они оказываются размещены поперечно. Визуально поперечно. Из-за большого размаха цилиндров, направленных «головами» в разные стороны. В моделях со встречными поршнями, дающих наибольшую мощность на единицу веса, очень непростая кинематика, отчего их производство довольно сложное дело. Один коленвал чего стоит! Признаться, я пробовал как-то его выполнить электролитически для маленькой модели. Так намучился и всё на свете проклял. И свету пожёг — страсть.

Так вот. Нынче на всей военной технике стоят оппозитные дизели, которые между собой люди называют любимчиками. Вот у меня на МОТках как раз полусотенный любимчик установлен, как я узнал из выступления горьковчанина.

— А что по этому поводу думает товарищ Беспамятный, — прервали мои молчаливые размышления ехидные слова Георгия Константиновича, — все заулыбались, припоминая нашу прошлую пикировку.

— Думаю, мы сделали правильные танки, самоходки и транспортёры, — ответил я на автомате. — Пришла пора освоения их войсками и кропотливой доводки заводчанами. Дальнейшие тенденции проявятся только в процессе боевых действий.

Добавить к этим словам было нечего, чуть не произнёс: «Хау, я всё сказал».

Видимо, моё «выступление» произвело на присутствующих хорошее впечатление — ведь я всех похвалил. Поэтому никто не попросил слова, только Кобыланды как-то встрепенулся, взглянул на председательствующего и…

— Да говори уж, — махнул рукой Жуков.

— Токарев больше половины деталей перевёл на штамповку, уменьшил темп стрельбы и убрал спусковой крючок одиночного выстрела, — протараторил мой друг чуть испуганно. — Есть у меня с собой — хочешь пострелять?

— Что же вы других не приглашаете, Кобыланды Кобыландыевич? Мы тут все люди военные, тоже интересуемся оружием… — произнёс Ворошилов. — А разговор, мне кажется, состоялся.

— Ага, — говорю. — Ты меня потом до вокзала подбросишь? Мне нужно домой поспешать твои «сараи» делать.

— Не извольте беспокоиться, цирик! — вмешался Георгий Константинович. — Доставят вас, куда положено. Ну, пошли, попробуем в деле ваше обозное стреляло.

Военные, когда речь заходит об оружии, обретают завидную непосредственность.

Шеренга Кобыландыевцев с ППТэхами произвела на меня хорошее впечатление. Начну описывать этих архаровцев снизу. Ботинки с обмотками. Обмотки эти все изгвазданы — покрыты дурацкого вида пятнами явно вручную. Любые оттенки зелёного с вкраплениями других грязных цветов вроде серого, коричневого… я почему на обмотках заостряю внимание — потому, что вся амуниция выглядит подобным образом. И не говорите мне о текстильной промышленности — тут и настой травяной зелени, и йод, и зелёнка и морилка и рука вдохновенного малювника, водившая кистью. Впрочем, вещи явно не раз стирали, отчего результат заметно побледнел.

Мешковатые штаны с пузырями на коленях. Фартучек, знакомый мне по встрече на Дальнем Востоке, превратился в толстого брезента жилет. Под ним что-то из плотного серого войлока — осень у нас, уже холодно — и рукава суконные, как у шинели. В сумме это напоминает куртку, поскольку заканчивается там, где начинаются ноги. Жилет обшит накладными карманами. Плоскими для магазинов и округлыми с виду явно для гранат первого калибра. Но ракетниц ни у кого нет. Вместо них под дырявым кожухом стволов автоматов приделаны трубочки — явно подствольники.

— Миша поработал вместе с Фёдором Васильевичем. Вишь, прям заодно с кожухом и штампуется, а потом — точечная сварка по шаблону, — объяснил Кобыланды. — Гранату тоже немного переделали — взрыватель теперь контактный, унифицированный с боеприпасом станкача. И система инициации выстрела такая же.

— Это вы что, сами целые стрелковые системы на вооружение принимаете? — подошедший незнакомец просто весь светится звёздами в петлицах.

— Для обозников, — ухмыляется мой товарищ, произнося ставшую привычной отмазку.

Пока бойцы инструктируют военачальников и конструкторов бронетанковой техники в части обращения с «обозным стрелялом», я произвожу несколько выстрелов. И одиночных, поскольку палец на спусковом крючке успевает «отсечь» продолжение очереди, и пяток очередей выпускаю по мишеням. А хорошо. Не водит, и отдача милостивая. Для полноты ощущений требую гранату — а тоже ничего. Не сорокамиллиметровка, конечно, но бахает громко. Зато выстрел ею звучит невыразительно — хлопок.

Извлекаю рожок, патрон из ствола и приступаю к разборке — интересно ведь, как его чистить. Да вполне себе удобно. Детали достаточно крупные. А за моей спиной открылась натуральная пальба, и голос Кобыланды в коротком промежутке между очередями звучит гордо:

— Замучаетесь вы, Климент Ефремович, ствол ему расплавлять. Над этим хорошо поработато, — друг мой, когда волнуется, всё ещё способен неправильно употребить иное слово.

Пока высшие командиры наслаждаются новым оружием, продолжаю разглядывать «Кобыландыевцев». Во всю спину жилета — накладной карман, в котором лежит что-то мягкое.

— Плащ- накидка, — отвечает на мой вопрос боец.

— А-а… — угасаю я. Это для меня не диковинка — видывал я их.

— Покажи — требует Ворошилов, отчаявшийся добиться заклинивания автомата.

Парень быстренько вытаскивает из кармана на спине кусок ткани и просовывает голову в дырку посреди него. А поверх буденовки натягивает капюшон жилета:

— Чтобы казённое имущество не мокло в случае дождя, — ухмыляюсь я при виде скорости с которой всё это проделано. Не понял, как он столь быстро вытащил плащ-палатку из-за спины. Неудобно же руку назад заворачивать!