Александр Белый - Славия. Паруса над океаном (СИ)

Но нет, так было всего два года назад, а сейчас у него есть все! Есть имя, большая дружеская семья единомышленников и единоверцев, немаленький счет в банке и высокое положение в пока что маленьком обществе. И любимая девушка. Да и сестре улыбнулась судьба, появилось понравившееся дело, но главное, в ее жизнь вошел настоящий мужчина, и душа постепенно оттаяла от ужасов пережитого горя.

Кто бы мог подумать, что некогда нищий и униженный болгарский дворянин получит благосклонность и неоднозначное обещание настоящей родовитой княжны, добрейшей души человека, но строгих правил, зато красивейшей девушки в мире?! Когда впервые увидел ее в наряде простой казачки, даже не зная, кто она, был словно молнией поражен. Но тут же выяснилось, чья она сестра, и с пустотой в душе и сожалением понял, что не судьба: кто он, а кто она. Но если раньше с разными девчонками весело проводил время и гулял напропалую, то сейчас, как отрезало. Ничего с собой не мог поделать, старался приблизиться, поймать взгляд той, в которую влюбился без ума. Иногда замечал, что она на него тоже посматривает, но понимал, что это совсем ничего не значит, между ними ничего быть не может, ведь у них совсем разное положение, состояние и социальный статус.

Но вот однажды на вечерницах она сама подошла к нему со спины, совсем расстроенному и измученному, и робко попросила:

— Господин Данко, простите за нескромность, но вы не могли бы проводить меня домой?

— О, да, госпожа! К вашим услугам! — он повернулся к ней и вскочил, как ужаленный и, не веря происходящему, предложил руку, к которой она прикоснулась своими подрагивающими пальцами. Его душа оборвалась, и он страшился лишний раз вздохнуть.

Они медленно шли по луговой траве с еще не выпавшей росой, удаляясь все дальше от костра, и вдруг она сказала:

— Мне брат разрешил.

— Что разрешил? — Данко чуть ли не споткнулся.

— Выйти замуж по любви, за того, за кого захочу, — тихо, совсем смутившись, ответила она.

— Госпожа Татьяна! — он свалился на колени и прижал к губам ее дрожащие руки, — Я так люблю вас, Танечка!

Затем, были частые встречи, долгие разговоры о жизни, незаметные, казалось бы, непроизвольные касания друг к другу, слова нежности и любви. И первый короткий поцелуй в терновнике после форсирования Днепра (спугнули гадские казаки). Впрочем, в тайну их отношений верили только они сами, ни для кого другого это тайной не являлось. Даже семь писем от любимой, написанные в Мадриде и доставленные князем из метрополии, тот вручил ему молча, без эмоций, вроде бы как так и должно быть.

Четыре дня назад был собран штаб, и началась разработка этой операции. Были выслушаны разные идеи офицеров, но предложенный князем план оказался воистину сумасшедшим и невероятно наглым. Один из его самых важных и опасных этапов — высадку, захват ворот и башен крепости, а также захват парадного входа дворца наместника султана, стремились возглавить все присутствующие — и генерал Бульба, и майор Полищук и капитан Лигачев, но дело было поручено именно ему. Понятно, что все блага и почести, полученные ими до сего дня, были авансом, теперь Данко просто обязан доказать себе, своим воинам и князю, что он достоин оказанной чести, достоин звания, должности и права командовать людьми. Достоин руки любимой.

Перед самым африканским побережьем и входом в Агадирский залив, океан разволновался баллов до семи, снасти пели как струны, а шебеки оседлав волну, влетели в бухту, словно на крыльях. Здесь же ветер резко стих, превратившись в легкий бриз, а волна перестала бесноваться и пениться, покатившись к берегу невысокими и частыми валками. Перед заходом в порт, как и планировалось ранее, лидер под командой лейтенанта Власьева свернул паруса, а гребцы, спрятав головные уборы и играя роль галерных рабов, ударили веслами по воде, направляясь к свободному месту у причала, напротив крепостных ворот. Остальные три шебеки также убирали паруса, но работали в соответствии с планом не спеша, поэтому, приотстали, рассыпались на рейде по фронту и медленно поковыляли, выискивая незанятые окна чужих стоянок в район скопления таких же боевых судов. Здесь они легли в дрейф, вроде бы, как в ожидании шлюпки мытаря.

После нескольких сильных гребков, «рабы» подняли весла, и первая шебека с главной ударной силой на борту, причалила к пирсу, при этом чуть ли не встык притерлась кормой к корме двадцатичетырехпушечного корабля пиратов. С борта немедленно скинули трап, и сошедшие на причал матросы стали быстро крепить швартовые концы. При этом командир канонирской палубы, сержант Гудима жестами показывал, какой конец подтянуть, а какой ослабить, чтобы борт четко смотрел на дорогу.

А на палубе врагов-соседей тоже началось шевеление, возникло семеро матросов, один из которых стал кричать и размахивать руками. Ему оппонировал, брызгая слюной и точно так же размахивая руками, сержант Бузько, прекрасно знающий арабский, так как в течение трех лет пробыл в Тунисе в рабстве, пока на родину не пришло известие и его не выкупили.

— О чем они орут? — тихо спросил Паша Власьев.

— Арабский понимаю плохо, но тот, кого ты через полчаса будешь резать, кричит, что это причал великого капитана Улудж-бея, говорит, что мы не дождались мытаря на рейде, который должен нам показать место и требует убираться.

— А Бузько, что говорит?

— Посылает его подальше, говорит, что к наместнику султана Магриба в Агадире, достопочтенному Кемаль ад Дину, прибыл в гости с подарками сын великого бея Туниса Хусейна аль Хабиба, принц Али, и ему плевать, о чем сейчас распинается недостойный сын ишака… А вот и мытарь бежит, — кивнул на невысокого толстячка, который в окружении четырех стражников бежал с горки от ворот крепости. А в это время, сто сорок бойцов, одетые под арабских моряков, споро выгрузили два больших сундука, шесть ящиков и целую кучу разных свертков, а так же три десятка тяжелых баулов. Данко чисто механически потрогал руками оба револьвера и кивнул, — Пойду я, Паша, пора.

— С Богом!

— И ты не плошай!

Данко сбежал по трапу и, не оглядываясь, не обращая внимания на крики покрасневшего, запыхавшегося толстячка, нахмурился, задрал подбородок вверх, выступил вперед и пошагал по каменной мостовой, через предместье к воротам города. Следом за ним, похватав на плечи вещи, толпой повалила первая рота стрелков, батарея минометчиков и четыре пулеметных расчета. Потащила правителю, местному гарнизону и пиратам незабываемые подарки. А вопли мздоимца заткнул Бузько, ткнув ему в руки десять золотых цехинов — более чем щедрое мыто.

Дорога к воротам извивалась змеей, и все время шла в гору. Если прикинуть по прямой, то к ним от причалов было метров семьсот, но с учетом всех извилин тянуло на тысячу. На полпути от нее отходило три ответвления, одно вело к базару и большой группе складов, второе — к караван-сараям, увеселительным заведениям и баням, где любят зависать морские разбойники, а третье — к лачугам низов местного общества.