Алексей Живой - Земля предков

— Кормят как на убой, — вскоре заявил Леха, весело уплетая подозрительное мясо и запивая водой.

— Стали бы они на нас тратить мясо, — поспорил с ним Лиед, откусывая ножку неизвестного грызуна, похожего на упитанную белку с тонким хвостом, — если бы хотели скоро умертвить.

— Не переживай, казнить нас всегда успеют, — успокоил его Федор, не без труда, несмотря на голод, преодолевший отвращение к мясу неизвестных животных.

Абдер, Ганнор, Цорбал и Пирг также ели его, стараясь не думать о последствиях. Вряд ли их хотели отравить, а насчет гастрономических пристрастий финикийцев охранники наверняка не имели никакого понятия и кормили, как всех заключенных.

Толмач появился лишь на следующий день, утром. После довольно плотного завтрака из хлеба и сыра, явившегося приятной неожиданностью для пленников, ощущавших себя уже почти как на курорте. В этот раз ученый сапотек не стал общаться со всеми, а вывел под охраной в соседнее помещение — каморку с узкой щелью вместо окна, широкой доской на подставке вместо стола и двумя утлыми скамьями, — только одного Федора. Там, оставшись с ним наедине, толмач провел первый урок сапотекского языка, постоянно поминая Косихо и Питао-Шоо.

Федор, польщенный вниманием, старался изо всех сил, понимая, что этот сапотек не так прост, как кажется, раз сумел заслужить доверие вождей, для которых человеческая жизнь была не ценней придорожной пыли. Возможно, он и не был судьей, выносящим приговор, и палачом, приводящим его в исполнение, как подозревал Ларин, но совершенно точно стоял в местной иерархии у самой вершины власти. Кем был «по должности» этот ученый сапотек, Федор пока не понимал, — не то чиновник, то не хранитель печатей. Но Чайка старался побыстрее выяснить это, поскольку тот сам начал учить его языку. Оба явно хотели знать друг о друге больше.

Первое, что уяснил Чайка, — сапотека действительно звали Итао. А тот, после непродолжительной тренировки, тоже стал называть своего пленника по имени — Чака. Он постоянно показывал сидевшему перед ним пленному финикийцу глиняные таблички, на которых были изображены какие-то пиктограммы, где Чайка порой с большим трудом мог разобрать замысловато нарисованных животных и людей, а также отдельные части их тел и явления природы. У него сложилось мнение, что здесь каждый сапотек от рождения должен быть художником, если хочет хотя бы в общих чертах понимать местную письменность.

По большей части на обожженных табличках находились стилизованные изображения солнца, крокодилов, обезьян, собак, ножей, мечей и другого оружия, а также танцующих людей и плывущих змей. Итао медленно, одну за другой, показывал Чайке пиктограммы, открывая при этом рот и выдыхая гортанные звуки. А потом требовал от Федора их воспроизвести.

Федор старался быть прилежным учеником, но получалось у него скверно. Дело продвигалось очень медленно, и норой даже терпеливый Итао приходил в бешенство и бил о камни свои глиняные таблички, после того как Федор неверно произносил название какой-нибудь пиктограммы. Особенные трудности перевода возникали, когда Итао просил Федора проговорить сапотекские понятия по-финикийски, чтобы научиться языку пришельцев, который слышал впервые. Чайка никак не мог придумать, как бы объяснить в двух словах сложные образы, зашифрованные в пиктограммах. Собственная речь показалась ему вдруг плоской и примитивной, невольно захотелось взять в руки кисть или мелки, чтобы начать рисовать.

Несколько раз Итао беседовал с другими пленными воинами, а чаще всего с Лехой Лариным, справедливо называя его вторым вождем пришельцев. Но эти беседы быстро зашли в тупик, прекратившись из-за взрывного характера скифского предводителя, которой терпеть не мог учиться и подолгу талдычить прописные истины. Несколько раз он едва не побил своего учителя, — спасла вовремя вмешавшаяся охрана. А Федор, извинившись перед Итао за своего друга — «большого воина с огнем в сердце», — подозревал, что сапотек мог случайно заучить вместо финикийских несколько русских фраз и выражений, брошенных по неосторожности невоздержанным на язык Лехой.

— Ты поосторожнее с нашим ученым, — попросил Федор своего друга после очередного скандала, погашенного с применением силы, — помнешь еще случайно, кто за нас потом заступится перед вождями? Не забудь, что он с нами не забавы ради возится. Может и послать подальше, если ученики… не слишком смышленые попадутся. А смертный приговор нам никто ведь не отменял до конца дней.

Ларин виновато вздохнул.

— Да не смог я сдержаться, — пробормотал он, — до последнего терпел… а потом.

Федор молчал, а Леха продолжал оправдываться:

— Сует мне эти картинки под нос, мычит что-то нараспев, что твой шаман, да еще матерится не по-нашему, когда я его не понимаю. Ну, я и не выдержал… Не мое это, командир.

— Да, ученье — свет, — пробормотал Федор, — но тебе пока лучше действительно в камере посидеть. Учитель целее будет.

— Я и не против, — просиял Ларин, — главное, чтобы он со мной уроки свои тягомотные не продолжал. Что я ему, ученик, что ли… нашел тоже школяра, в самом деле.

— Ладно, — кивнул Федор, — я поговорю с Итао. Постараюсь убедить, чтобы он перестал передавать тебе свою мудрость. И мне почему-то кажется, что он не будет слишком настаивать на продолжении ваших занятий.

К счастью, занятия «по сапотекскому языку» проходили не каждый день. Бывало, что Итао исчезал на несколько дней кряду, а однажды пропал на целую неделю. Были у него, как выяснилось, заботы и кроме налаживания контактов с группой пленных финикийцев, содержавшихся теперь во вполне сносных условиях. И, что самое приятное, без цепей, кандалов и колодок. Итао был уверен, что сбежать из этого дома и города невозможно, а потому не настаивал на усиленных мерах безопасности. Кроме того, он ценил, что вождь «финикитцу» Федор Чака и его люди даже не пытаются бежать, приняв свою судьбу.

На самом деле не проходило и дня, чтобы Леха Ларин или кто-то из воинов не поднимал вопрос о побеге. Но Федор пока медлил, кое-что он уже стал понимать в окружающем его мире сапотеков, но Монте-Альбан пока хранил свои секреты и ответы на интересующие его вопросы Чайка не получил. Он еще не настолько хорошо усвоил язык, чтобы вести долгие беседы на нужные темы. Да и не хотел раньше времени настораживать постепенно проникшегося к нему доверием Итао, который уже пару раз туманно намекал, что скоро устроит ему прогулку с целью закрепления пройденного материала на местности. Поэтому Федор уговорил Ларина и своих людей, у большинства из которых не было такого развлечения, как изучение языка сапотеков, потерпеть до назначенного часа, как бы трудно это ни было. Поэтому главной проблемой финикийцев было сейчас вынужденное безделье. В основном пленники сидели в своей просторной камере, не имея новостей «с воли», придумывая себе всякие занятия, как настоящие зэки. Когда не было занятий с Итао, они гуляли по двору, пристально осматривая стены и возможные пути побега, но таких пока не нашлось.