В. Бирюк - Косьбище

Однако торговать имитацией продолжения жизни умирающего… Сделать из полумёртвого «мужа княжьего» — «мертвяка живого»… Непонятно. Так и не надо! Мне реальное состояние субъекта… мало интересно. Моя задача — не состояние вирника, а информация об этом состоянии. «Не слыть, но быть» — слоган одного российского дворянского рода. А мне плевать, как он будет «быть», лишь бы «слыл» правильно.

Вполне нормальное в моём поле занятие — «торговля воздухом». Знаниями, умениями, информацией. Как это всегда возмущало разных начальников и «гоблинов»! «Воздух» не отчуждается по воле только отчуждателя. Тут ещё моё согласие, как минимум, нужно. Просто ножкой топнуть или рыком рыкнуть — получишь одно сотрясение воздуха. «Одно» — это если я ушёл тихо, а не хлопнул дверью. И ни какие «мы тебя в бараний рог согнём, мы тебе кислород перекроем…» — эффекта не оказывают. «Не колыхайте атмосферу, господа-товарищи, исландские вулканы сделают это за вас». Вы хотели сделать мне гадость? — Вы её сделали. Это весь ваш профит отсюда и «навсегда».

Реально есть объект, информация о текущем состоянии которого не должна распространятся. Надлежит обеспечить необходимый уровень информационной безопасности путём установления жёстких ограничений по правам доступа. Логины с паролями от 12 символов длиной — не помогут. Асимметричное шифрование — отсутствует как класс. А что я в таких случаях делал в своей первой жизни? Ну, там у меня задачи «покойник должен выглядеть живым» — не было. А вот блокировку по несанкционированному доступу… Как оказалось, лучшая стратегия безопасности — нестандартная установка. Ставишь файлы не в те каталоги, имена даёшь из головы, а не по примеру из инструкции по установке, порты меняешь. А дальше нормальный штатный режим. Типа: не наклеивайте бумажку с паролем на экран монитора. И полный порядок — злорадно ухмыляешься, читая логи. Как куча дурацких вирусов пытается тебя пробить по стандартным портам вызовом стандартных средств. А нет их у меня — не дозовёшься.

Идеальное нестандартное решение данной задачи в данных условиях — одиночный бокс с кодовым замком. Ага, кодовой замок на «Святой Руси»… Да хоть бы и с амбарным, но ключ один и у меня. Замки здесь есть и неплохие, но… Ну, точно не стандарт — здесь нет таких помещений вообще. Здесь всё проходное, всё на распашку. Если запирается, то просто подпирается палочкой от кур — чтоб не ходили и не гадили. На женской половине Марьяшкина спальня на щеколду запирается. То-то оно меня так взволновало, когда там дверь открытой оказалось. Даже на оружейной комнате — замка нет. Правда, засов мощный поставлен. Пару ларей замкнутых видел: у Акима и у Домана. А, ещё у Марьяши ларь стоит с замочной скважиной.

Но в ларь болезного не положишь. Выходит, единственное изолированное помещение с ограниченным доступом — поруб. Мой любимый. Факеншит! Я ж там до сих пор не сделал лестницу! Ну и ладно, но на каком основании туда Макуху засунуть? Всё-таки — чиновник. Опять же — раненый. А там — антисанитария. Спокойно, Ваня, когда ты его туда сунешь — ему будет уже всё равно. И вообще — мертвые не гадят. Но это в реале. А в виртуале? Придётся гадить самому и публично выносить парашу для всеобщего информирования о продолжающемся процессе жизнедеятельности. Точно, надо немедленно делать лестницу, а то как навернусь вместе с парашей… Значит так: лестницу — сделать, парашу установить, и наполнять, и выносить — Сухана поставлю, причину — придумаю. Когда ж эти вирниковы с усадьбы уберутся? А то я — уже, а они тут — ещё.

Мои генерирование идей и планирование действий были прерваны, как обычно и бывает, начальственным вызовом. «Болялин кличет». Пришлось отправиться за очередным внушением. Как оказалось, зря я так пренебрежительно отнёсся к вызову «на ковёр». Хотя… когда начальство решило — никакие аргументы уже не действуют.

Знакомые уже сени, приспособленные под опочивальню Акима, были полны народа. На господской постели вместо владетеля возлежал лаоканист Яков. Без сапог, с поднятыми на стенку ногами, обе завязаны свежими тряпицами. Так, значит, его в обе ноги ранило? А он потом спешивался и на волка шёл… Здоров дядя.

Яков лежит раненый. Но — в кольчуге и с обнажённым мечом на постели под правой рукой. Его традиционное место у порога занял последний из Акимовых «верных» — Охрим. Хороший лучник, весёлый парень. У моих с ним конфликтов не было, всегда улыбается. Но сейчас явно смущён, прячет глаза и тоже — рукоять меча сдвинута на живот, и он её непрерывно теребит. Сам владетель сидит за столом. Как-то странно они стол накрыли — на пол-стола армяк валяется. И странно так валяется — шиворот вроде бы уже и за краем стола, а не провисает. Будто под ним что-то длинное за край стола выступает. Под правой рукой батюшки моего Акима Яновича.

Ну и чего они тут такое тайное задумали? «Конные спираторы». Только зря это они… «хорохорятся и ерепенятся» — мне дрючок мой вернули. А засапожник ещё от вражьей крови не остыл. И вообще — зачем столько постороннего народа? Старший конюх, Доман, Звяга, Хотен? Да ещё Марьяша с Ольбегом. Разбор персонального дела Рябины И. А.? В форме общего собрания домкома усадьбы? Не, ребяты-демократы, этот мизер не ловится. Мы это в прежней жизни проходили. И в застойные, и в разбойные, и в либералистические, и в госпатриотические. У нас тут «общественное порицание»? Так зачем железяки у всех бойцов под правой рукой? Или — тёрки с разборкой? Так почему в кругу бабы и дети? Ну, поглядим-послушаем.

Общественная порка меня любимого началась с кивка мудрого господина старшему конюху. Мужичок подал заготовленную реплику:

– Худо у нас на подворье, господине. Порядка нету. Всякие… не спросясь в конюшню лезут, безобразие разное творят. А у меня потом в упряже недостача, чересседельника два пропали, супонь новую на ветхую подменили.

– Ответствуй. (Это Аким — мне. Офигеть! Меня обвиняют в хищении частной собственности в форме присвоения конских ремешков!)

– Мне твои чересседельники — только повеситься. Или — тебя самого на них… Ищи у себя. Или вирниковых потряси — они и попятили. Ты когда пропажу обнаружил?

– Дык… Ноне. Но там мужи служивые, чего им чужое-то…

– Ладно. Иди.

Это — Аким. Он сам служивый, он хорошо знает, как чужое своим становится. У «пауков» он не худо прибарахлился. Видать, вспомнилась боевая молодость. Для всякого «княжьего» всё земство — стадо. Хочешь — береги да стереги, хочешь — стриги да кушай.

Первая попытка наезда и укоризны прошла неудачно. Исполнитель, стыдясь за провал в роли обвинителя-идиота, направился к выходу. За ним, было, поднялся и плотник Звяга. Но режиссёр этой критиканской и вполне кретинской самодеятельности отсебятины не допускал.