В. Бирюк - Шантаж

— Тебя звать-то как, красавица?

На «красавицу» её передёрнуло. Второй глаз распахнулся, женщина широко улыбнулась, и меня передёрнуло тоже.

Мда… Мороз по коже. Хотя зубки у дамы хорошие. Белые, ровные, крупные. Только на рекламу не надо. А то в сочетании с остальным… фасом… Интересно, а почему стоматологи для продвижения своих услуг не используют изображения акул? Потому что людоедам «бледный мед» не нужен?

Женщина уловила произведённое ею внешностью яркое впечатление, насладилась и, ласковым, воркующим голосом, сообщила:

— Люди добрые — бабой Марой кличут.

Судя по тону, каким это было произнесено, я должен был понять намёк… на что-то… и сразу — и наделать в штаны, и сделать ноги. Но вот же беда у меня какая — намёков я не понимаю. Напрочь. Туповат я, наверное. Ты уж, тётя, извини, но мне — всё разжевать нужно.

— Это от чего уменьшительное? От Марины или от Марго?

Дама расстроилась от моей непонятливости, но быстро взяла себя в руки:

— Это — от Мараны.

Ну и вкусы у предков. Надо ж додуматься — девочку таким именем наградить!

Есть довольно популярное в некоторые периоды истории еврейское мужское имя — «Сруль». Помнится, одна знакомая бурно по этому поводу возмущалась:

— Ну как можно дать ребёнку такое имя в России!

Примерно также, как популярное в России имя «Виктор» дать ребёнку в Финляндии. Сокращённую форму «Витя» слух тамошних туземцев чётко воспринимает как «витту» — женский половой орган. Но это хоть примеры взаимопроникновения разных языковых культур.

А здесь в рамках одного языка… Марана в славянском пантеоне — второй после Велеса персонаж. По противности. Богиня смерти, болезней, эпидемий. Просто зимы. Этакое соломенное чучело, которое сжигают по подходящему случаю. Ещё её связывают с ночным кошмаром от удушья и суккубами…

Насколько характеристика «сука в кубе» — соответствует моей собеседнице, я понял только позднее.

— За что ж они тебя так? Ты ж, вроде, лекарка?

— Кто?! Я?! Я — знахарка. Я — та, которая знает. А лечить… Могу — вылечить, могу — наоборот. Кому-то надо же и умирать? А? Вот Марана и решает кому — уже… Смекнул? Мальчик…

Многозначительная улыбка в исполнении правой щеки этой дамы выглядит особенно… многозначительно. Нет, целоваться с ней я точно не буду — собственную морду лица жалко.

И что сказать? Просто «факеншит»? Очередной ляп попаданца-бестолковки? Мне нужна была лекарка. Для лечения Акима. Профессионалку этой профессии я представлял себе как подобие единственной известной мне в этом мире лекарки — Юльки. Такое несколько горбатенькое, суетливое, похотливое, работорговное но, в общем-то, дружелюбное существо. Когда Гостимил сказал «знахарка» — я и внимания не обратил. Нет, в 21 веке я отличаю стоматолога от дерматолога, например. И здесь, пожалуй, понимаю разницу между травником и костоправом. Но лекарка, знахарка, ведунья… на мой слух — синонимы. А здесь не Асклепий, а Танатос. Да ещё в женском варианте. Который надумал меня пугать. Зубами своими.

— Дык как же ш… не понять-то… мы-то… того, сметливые… И я так, по сметливости своей, понимаю, что и Маране время умирать придёт. Или — уже пришло. Смекаешь? Тётенька… Пояс-то где?

Лобовой наезд «вслепую». По реакции попробуем оценить уровень информированности. Ну, тётя, давай же, реагируй!

Правый глаз мигнул, левый так и продолжал смотреть не мигая. Судя по уменьшению площади освещаемых солнышком зубов — улыбка исчезла с её лица. Но ненадолго. Какая оптимистическая женщина! Прямо как одноимённая трагедия. Улыбка нарастала, становилась всё ласковее и шире, так что восходящее солнце заиграло зайчиком даже и на зубе мудрости. С одной стороны. Снова мурлычущий глубокий голос:

— Какой пояс, деточка? Мои опояски вам не подойдут. А чужого чего — я не держу.

— Сухан, обойди островок, посмотри, что было сдвинуто с места в эту ночь или утро. Из этих мест прикинь те, в которых можно саблю спрятать. Клинок-то не маленький, пополам его не сложишь. Иди.

Её ответ насчёт пояса — информационно корректен, ни слова не правды. Возможно. Её имущество нам… стилистически не соответствует — женское. А Ивашкин пояс, если она его прибрала, она уже считает своим. Момент передачи собственности уже прошёл, собственник уже сменился. Причём, возможно, вполне легально. Если эта дама та самая, у которой «русая, кудрявая» — «не заколочена», то, может быть, пояс ушёл в уплату за обслуживание. «Дева озера», между прочим, тоже не сообщила королю Артуру прейскурант на свои услуги: «Клянусь, — сказал Артур, — я подарю тебе всё, что ты попросишь». Ни суммы, ни формы и сроков оплаты… Ивашко спьяну мог тоже… вполне по-королевски… «артурнуться». И тогда мои действия из «правоохранительной деятельности» — возврата незаконно отнятого имущества, переходят в разряд криминальных поползновений — отъём честно заработанного вознаграждения. Рэкет проституток — бизнес давно известный и широко распространённый. И я — в этом ряду? Ивашкины показания — отсутствуют, из свидетелей-очевидцев — один пёсик, письменного, заверенного у нотариуса договора — нет. Факеншит! Даже самого нотариата нет! Придётся, всё-таки, заняться допросом.

Я проводил Сухана взглядом, послушал визг пёсика, спешно сменившего место дислокации. И наткнулся на удивлённо-задумчивый взгляд Мары.

— О чём призадумалась хозяюшка?

— Да вот… Первый раз вижу, чтобы медведь у волка на побегушках бегал. У волчонка.

Почему «медведь»? Сухан же, вроде, не косолапит? Да и я своей фирменной улыбочкой здесь ещё не улыбался. Чуткая у нас… «дева озера». Хотя понятно: она вообразила себя богиней смерти. Имперсонализация с оттенком мании величия.

В «Святой Руси» всё очень близко к смерти и к богу. Или — к богам с богинями. Всякий нормальный человек видел банника и овинника. Леший, водяной, домовой… Оборотней и упырей — как собак нерезаных. Многократно, да попросту — ежегодно несколько раз — слух, свидетельства уважаемых, надёжных свидетелей-очевидцев о явлении ангелов или богородицы, или самого спасителя. Чудеса, типа вышедшего за одну ночь из земли храма, или приплывшего по реке против течения гранитного валуна — постоянно. Чудесные исцеления, самовспыхивающие лампады, плачущие иконы… Сумеречное мышление, трансцедентальное состояние, сверхчувственное восприятие… Шизофренический бред, осложнённый маниакально-депрессивным психозом… Дурдом бухгалтера Берлаги, но без главврача Титанушкина.

«Больница оказалась совсем иной, чем представлял ее Берлага. В длинном светлом покое сидели на диванах, лежали на кроватях и прогуливались люди в голубоватых халатах. Бухгалтер заметил, что сумасшедшие друг с другом почти не разговаривают. Им некогда разговаривать. Они думают. Они думают все время. У них множество мыслей, надо что-то вспомнить, вспомнить самое главное, от чего зависит счастье. А мысли разваливаются, и самое главное, вильнув хвостиком, исчезает. И снова надо все обдумать, понять, наконец, что же случилось, почему стало все плохо, когда раньше все было хорошо».