Вадим Полищук - Боевой расчет «попаданца»

— Там же пятьдесят тонн, а то и больше.

— Пятьдесят две у экранированного, — уточнил полковник, — но наша техника даже на «королевский тигр» рассчитана, а в нем почти семьдесят тонн! Короче, и так, и сяк его, стоит будто приклеенный! Ну просто мистика какая-то! Тут гаврики откуда-то нарисовались из окруженцев. Мы решили в сторонке переждать, пока они уберутся, а эти забрались в танк и давай там чего-то орудовать. Затем немецкая колонна подошла. Из танка пальнули, из колонны ответили, но колонна тыловая, ничего серьезного в ней не было, только броню кавэ поцарапать могли. Короче, расстреляли окруженцы боекомплект и ушли, правда, не все, а немцам тоже не сильно досталось. Артиллеристы окруженцы оказались хреновые.

— А с танком что?

— Да ничего, немцы взорвали. Ни себе, ни людям, сволочи! Еще и фотографировали долго. Я эту фотку видел потом с подписью: «Прямое попадание авиабомбы крупного калибра в русский танк».

— А как же он нигде не всплывал? — удивился я.

— Так он же целый был! Мы целый и искали, а после взрыва я его сразу узнал.

Полковник вдруг наклонился ко мне и понизил голос:

— У меня иногда такое ощущение, будто сверху за нами кто-то постоянно наблюдает. По мелочам пошалить разрешает, а чуть что существенное зацепим, так сразу по рукам получаем. Не то что ход истории, судьбу отдельного человека изменить не дает, как с этим танком. Вот и тебе он ничего значительного сделать не позволил. Мы же об этом ничего не знаем! Так, шарим в темноте на ощупь.

— Некоторые кнопки научились нажимать, а как программа работает, не представляете.

— Вроде того, — согласился полковник и добавил: — «История не знает сослагательного наклонения», не помню, кто сказал. Мы эту истину на своей шкуре частенько чувствуем.

На некоторое время мы замолчали, я обдумывал услышанное. Потом первым нарушил тишину, переведя разговор на другую тему.

— Ну, и что дальше?

— Дальше тебя обратно отправят.

— И когда меня обратно?

— Как сэр Джеймс решит. Но думаю, завтра утром. Чего тянуть?

— Логично.

Вот и поговорили. Я встал со стула.

— Прощай, потомок.

— И тебе счастливо добраться.

Ушел я не оглядываясь. В коридоре меня встретил старший, довел до камеры, снял наручники и лязгнул запором. Вечером принесли ужин — гречку с основательно надоевшей тушенкой и алюминиевую кружку с чаем. Сегодня чай оказался неожиданно приличным, обычно давали какую-то сладковатую бурду. Допив чай, я хотел поставить кружку на стол, но пальцы не смогли ее удержать, и она с громким звяканьем упала на пол. Руки и ноги перестали подчиняться, в голове еще успела мелькнуть мысль: что-то подмешали, сволочи.

— Мужчина! Мужчина! Вы живы? С вами все в порядке?

Открыв глаза, я увидел склонившуюся надо мной проводницу.

— Да не тряси ты меня! И так тошно. Вроде живой я.

Мозги, наконец, включились, и я понял, что лежу на полу в туалете вагона. Хорошо, хоть туалеты теперь в поездах более или менее чистые и пол сухой, не то что в советские времена.

— Вам, может, помощь нужна? Врача позвать? Среди пассажиров, может, кто-нибудь найдется.

— Не надо врача.

Я, пытаясь встать, обнаружил, что тюбик с пастой и зубная щетка по-прежнему зажаты у меня в руке. Попытка удалась, я утвердился на ногах и осторожно нащупал на затылке здоровенную шишку. Пробурчал себе под нос:

— Били аккуратно, но сильно.

— Что, что? — забеспокоилась проводница.

— Все в порядке, это я о своем. А что произошло? Почему тормозили так резко?

— Да я и сама толком не знаю. Начальник поезда не говорит ничего. Ой, пойду я, там еще пассажиры с полок попадали, может, помочь кому надо.

Держась за стенку, я выбрался из туалета в коридор. На левой руке обнаружились часы. Мои, в этом можно не сомневаться, и все так же стоят. А ты думал, они тебе батарейку поменяют? Спортивные штанишки на мне были очень похожи на мои, но не мои. Это точно. Свои я бросил в запасном полку в Брянске, и были они в состоянии, не подлежащем никакому восстановлению. Как и туфли, которые я бросил в Паричах. Стоп! А был ли Брянск? Были ли Паричи? Были! Достаточно на руки взглянуть. Месяц, проведенный в камере и в гостях у хрономародеров, не смог превратить руки артиллериста в руки кабинетного сидельца. А в весе я, похоже, почти не потерял, откормили напоследок до прежних кондиций. Ни кошелька, ни паспорта в кармане тоже не было. Впрочем, невелика потеря. Паспорт можно восстановить, деньги со счета в банке тоже никуда не делись. А два кило сожженных евро? Хрен с ними, не последними были, еще заработаю.

Я добрался до своего купе, где был встречен растревоженными соседями. Один из них тоже навернулся с полки, но отделался ушибом и парой синяков. Тут же последовал вопрос:

— Не знаете, что случилось?

— Понятия не имею. Сам головой приложился, вон какую шишку получил.

Мне равнодушно посочувствовали и оставили в покое, чего я и добивался. Достал телефон, убедился, что с ним все в порядке. Поезд дернулся и начал набирать ход. Ну вот все и закончилось, через час, наконец, будем в Бресте, только мне туда уже не надо. Я равнодушно смотрел в окно, заново переживая происшедшее со мной. Между тем за окном поплыли пригороды, пора. Пассажиры засуетились в ожидании остановки. Переодевшись и подхватив сумку, вышел на перрон. Напоследок спросил у проводницы:

— А что все-таки случилось?

— Да чертовщина какая-то. Машинист с помощником увидели перед собой концевые огни другого пассажирского поезда. Экстренно затормозили, а огни пропали. Ладно бы одному привиделось, а тут сразу обоим.

— Действительно чертовщина, — согласился я и направился к выходу в город. Выбравшись из толпы пассажиров, я достал телефон, нашел в списке контактов нужное имя и ткнул кнопку вызова.

— Алло, Михалыч. Тут у меня происшествие…

Закончив разговор, я присел на скамейку, поставил сумку рядом. Торопиться было некуда, заявление об утере паспорта в местную милицию накатать всегда успею. Вопрос был в другом: что дальше делать? Прав был Гарри-Джеймс — такому никто не поверит. А что, если… Как он там говорил: «хоть книгу напишите». А что? Вот возьму и напишу! Поверят? Вряд ли. Но хоть прочитают.