Станислав Лабунский - Зима стальных метелей

— Нет, у нас свои девицы есть. Меркулов, ты со мной или с мастером?

— С тобой, — отвечает с вздохом, — развезло тебя, одного не отпущу. А о красавицах, которых Самуил предлагал, очень интересные вещи рассказывают.

Завезли мы старого мошенника домой, и поехали в наши казармы, в школу Машеньки. А там все вынесено и загажено. Добежали до квартиры сестриц милых, угрюмая соседка сообщила, что первой мобилизовали старшую сестру, противотанковый ров копать, а неделю назад все старшие классы и учителей тоже вывезли на работы.

Так что дома нет никого. Вот. А школа под городом работает, на Стрельне.

— Поехали!

— Только на буксир заедем, скажем Олегу, что почем, и где нас искать, — вносит ценные дополнения Меркулов, — и поедем. И водки надо взять, мы всю морякам оставили.

Ну, надо же, удивляюсь, от чего жизнь на войне зависит — ящик водки, и мы устроились всем на зависть.

Тезка мой, лейтенант НКВД по прозвищу Капкан, нас увидев, сильно разозлился. Загнал на буксир по грузовому трапу адмиралтейскую машину, сказал, что нечего искать приключений на ягодичные мышцы, и мы сейчас все поедем кататься на буксире по заливу. И мы поехали.

В бывших дачных поселках был слоеный пирожок. Саперы, танкисты, зенитчики, смешались в кучу кони, люди, еще и чайки летали по небу, пронзительно крича.

— Олег, брат, прости меня, что я тогда вас на дороге подобрал. Жил бы ты простым сержантом, выполнял бы свои нехитрые боевые задачи, а не ходил бы каждый день рядом со смертью, — бормочу жалостливо, извиняюсь.

— Забей, — отвечает Капкан, — мне быть командиром больше нравится. Вон, наши бегут. Бойцы, ко мне!

Это оказались не пограничники — конвойный полк. Форма та же, а содержание иное. Но дело знали, обстановкой владели. Где школьники работают, были в курсе.

— Давайте, мы вас проводим, товарищи командиры, — предлагают вежливо. — И договориться поможем. Там расценки простые — ненадолго если, то булка хлеба. А если на всю ночь, то консервы или бутылка. Это охране. А с бабами — кто расплачивается, кто нет.

Что-то мне их разговоры не понравились. Даже протрезвел, лучше, чем от морской прогулки. Девчонки на войне, это вообще — страх и ужас. Любой норовит ей юбку задрать, а то завтра убьют, и больше ничего уже не будет. У немцев этот вопрос лучше был продуман — у них были бордели. Для солдат, унтер-офицеров и офицеров. И отпуска домой. А в Красной Армии каждый выкручивался, как мог. Что же тут происходит?

Девчонки на развалинах кирпичного строения собирали строительный мусор.

— Опоздали вы, товарищи командиры. Нет здесь женщин. Видно, летчики всех к себе увезли. Одни ученицы остались. С ними сплошная морока. Кричат, что писать будут самому товарищу Сталину. Если только потом их в залив скинуть. Тогда точно не пожалуются, — дали конвойные бойцы ценный совет.

Последний на этом свете. Меркулов по своему обыкновению ножом сработал, воткнул ближнему к нему бойцу прямо под ребро. А Капкан просто кулаком в переносицу ударил. И покойник кулем свалился на землю.

Вышли мы из кустиков, идем не торопясь, окрестностями любуемся. Один с винтовкой у стены, двое у костра, маловато будет…

— Олежек, спаси нас!

Все, маскарад не пройдет. Бежит ко мне, путается в тряпках бедный заморыш Машенька, а охрана растерялась. Форма у нас уж очень страшная. Пожалуй — самая страшная в мире.

— Они Лену еще утром в землянку завели, ее тоже спаси!

Это ценно, у них тут еще и землянка.

— Работаем без ограничений! — командую.

А у Капкана пулемет уже стреляет по двум любителям тепла у костра, а Меркулов мчится прыжками к последнему часовому. Тому бы бежать, ушел бы по зарослям, а он стал винтовку сдергивать, ремень, как всегда, перекрутило, не успел. В землянке еще пятеро было. И девица на лежанке. Надо было сюда просто гранату кинуть, меньше было бы хлопот. И все девицы сюда лезут, а их там три десятка. Хоть и худенькие еще, но все равно, тесно. Качнулась толпа вперед молча, и только визг раздался, когда они кому-то глаз пальцами выдавили. Хорошо прокатились…

Оружие, документы забрали, трупы в землянку сгрузили, связку из трех противотанковых гранат сделали, и в открытую дверь метнули.

— Типичная картина — нажрались солдатики, стали с гранатами возиться, произошел несчастный случай, куча фарша на выходе, — говорю громко, всех успокаиваю. — А теперь все на катер, и уезжаем.

— А до цитадели у нас топлива не хватит, — сообщает мне Капкан.

Очень вовремя.

Не успел эту информацию переварить, Меркулов из отсека вылезает — у девчонок вши. И короста у половины. Три дня не ели. У девочки Елены жар и истерика, того и гляди, на палубу полезет — топиться. Зашибись.

— Так, — говорю, — кто захочет поплавать, мешать не надо. Это естественный отбор в чистом виде — выживает сильнейший, а слабейший — не выживает.

Новый довод в вечном философском споре о ценности человеческой жизни и праве личности на самоопределение вызвал определенный интерес. Насупились девицы, думали, что им тут будут слезы вытирать. Нет. Спускаемся все вниз, тесно, но зато тепло, и не дует.

— Всем слышно? Детство неожиданно кончилось, девушки.

— И женщины, — добавил ехидный голос из полутьмы.

— Что тоже здорово, девушка может парня только поцеловать, а женщина может предложить значительно больше, главное, чтобы всем было хорошо, — добавляю в беседу немного рационального цинизма.

Прочитал им десятиминутную лекцию о любви и сексе, и разнице между ними. Заинтересовал аудиторию.

— Ладно, лирику отставить. Переходим к серьезным вопросам. Домой вам уже нельзя. Телефоны работают, вас уже милиция ищет за самовольное прекращение работы. Потом ходить по районному отделению, вас по одной спасать — слишком долго и непродуктивно. Слушайте и запоминайте, как все было. Приехали командиры НКВД. Капитан Синицын — это я, показал охране документы, снял вас с работ, мы погрузились на буксир, и отплыли в Ленинград. Когда мы уезжали — охрана была жива и здорова, нам вслед солдатики кричали добрые слова прощания. Все. Всем понятно? И в подробности не вдаваться, кормили плохо, вы мало спали, вам холодно было, кто и где стоял, и во что был одет — вы не помните. Никаких деталей. А мы уж вас выручим. Мы сейчас навсегда вместе — братья по крови. Крови поганой этих тварей, позоривших нашу форму. Кстати, за успешную операцию по ликвидации группы врагов народа объявляю вам благодарность!

— Служу трудовому народу, — прошелестело от стены.

Ленка в себя пришла. Подошел к ней, сел на одеяло, она съежилась. Клин клином выбивают, взял ее в охапку, положил голову к себе на колени, погладил.

— Все, что нас не убивает, делает нас сильнее, — чужие слова, но правильные.