Вадим Мельнюшкин - Затерявшийся

Шалаш получился хороший. Большой и толстый – накатов этак в пять, аж слеги прогнулись. Если бы не это, Потапов целую берлогу сварганил. Мишка так его и подкалывал – типа не согласен он пока на зиму укладываться, лапа мол грязная и тощая. На что Григорий пообещал, что найдёт ему неплохой заменитель, от чего обоим будет всю зиму хорошо. Насмешник сразу надулся как мышь на крупу, а нефиг подставляться.

Эта ночь прошла в относительном комфорте, но не в покое. У Мишки начался жар, слава немецкой медицине, аспирин был в достатке, и несколько дней удалось держать температуру на уровне тридцати восьми-тридцати девяти градусов. На глазок. Рану чистил ещё дважды, после чего просто меняли повязки.

Так прошла неделя, и как-то наутро наш болезный проснулся в преотличном расположении духа и потребовал еды. Это мы так подумали, а на самом деле требовал он жратвы, в самом полном и объёмном смысле этого слова. Короче мы с Григорием остались без завтрака, чем ничуть не огорчились. Огорчились когда из второго завтрака, сготовленного сразу после гибели первого, удалось урвать меньше половины.

— Деточка, тебе же плохо будет, — увещевал нашего обжору Потапов. Но тот не отвечал, по причине занятости отвечательного отверстия.

— Ну что же, бойцы, раз всё пошло на лад, то придётся мне вас покинуть.

— Товарищ командир, вам нельзя. Как же после ранения? Я пойду.

— Боец Потапов, отставить. Мы уже обговаривали этот вопрос – иду я. Пойду не спеша. С чувством, с толком…

Уже три дня как, я делал утром зарядку и ходил в разведку. Недалеко, это так Потапову говорил, но на самом деле осмотрел три ближайших деревни. Вокруг было относительно тихо. В одной из деревень, а именно в Васьково, засёк трёх полицаев на телеге – вот и весь противник. Короче, полное благолепие и благорастворение воздухов. Продуктов, если учесть умение Григория использовать силки, а зайца и пару птичек он умудрился добыть, ребятам на неделю хватит. А за это время, даже если на базе никого нет, смогу назад вернуться.

А осень, между тем, всё больше вступала в свои права, захватывая планету. По крайней мере, это полушарие. Деревья, естественно в лиственной их части, уже совсем сбросили зелень, да и её жёлто-бордовые кроны начала пробиваться проплешинами голых ветвей. Лето отживало свои последние, уже бабьи, деньки. Последняя пара ночей была уважительно прохладна, и хотя лёд в мелких лужицах ещё не образовывался, но, судя по всему, ждать оного осталось недолго – конец сентября на дворе. Камуфляж пока ещё спасал в этом сменившемся буйстве красок, но что-то мне подсказывает, что надо задуматься о маскхалатах весёленького белого цвета, пригодится.

Шёл споро, давая даже по лесу пять-шесть километров в час. Нарвусь на братьев-партизан, могут сделать бо-бо. Это если они эсэсовцев уже встречали, потому как более никто в таком виде по лесу шляться не может. Формы и знаков различия под курткой и штанами не видно, голова босая – пилотку я в карман убрал от греха, так что только сапоги выдают. Но что-то мне подсказывало, что сегодня обойдусь без происшествий, что, в общем-то, и произошло, ну если свадьбы не считать.

Есть такая деревенька, Казённые Лешни называется. В общем и целом на моём пути она оказаться не должна была, если не брать в расчёт этакое специфическое озеро, что находится на границе Псковской области и Белоруссии. Зовётся оно Язно. Редко где имеет ширину более пятисот метров, а вот длина у него зашкаливает за десять километров. Всё бы ничего, но расположено оно так, что длинной своей стороной лежит практически на север, ну и на юг соответственно, а что особенно неприятно середина его приходится на ту точку, где и проходит мой маршрут. Когда шли к железке, мы обогнули озеро с запада, но сейчас я двигался на восток – что я заяц через шоссе скакать туда-обратно?

Дело было хоть и к вечеру, но до темноты часа два ещё. К озеру подходить не стал, так как перебираться через малые речки, а уж тем более прыгать через ручьи, прилично задолбало – уж больно их тут много. На улице не июль, колокольчики морозить, ну совсем не в жилу. Так прыгая и ругаясь, я и наткнулся на пацана. Всё-таки ему повезло, хоть и встретились мы лоб в лоб по темноте, но рост его и телосложение сыграли свою роль, когда я вскинул автомат – не выстрелил.

— Твою ж мать… Ты чего здесь делаешь?

— Ничего… Дяденька, а вы наш или нет?

Вот же ж блин, вопросы у подрастающего поколения. Прямо как: дяденька это вы подбили танк? Что там дальше в анекдоте не помню.

— Наш я, наш. Ну, и свой немного, но ты не ответил.

— Убежал я, не хочу с Тарасом жить, пусть Машка одна с ним живёт.

— Угу, а поподробнее.

Подробности оказались невесёлые. Жили-были в деревне Казённые Лешни братец Иванушка и сестрица… правильно, Машенька. Отец у них был председателем колхоза, а матери не было – умерла она родами шесть лет назад, ребёнок тоже не выжил. Так и жили они втроём. Маша росла красавицей, вся в мать – по ней не только в деревне парни сохли, но и в окрестностях чуть ли не массовый падёж сухостоя намечался. Но Маша была девушкой серьёзной, лишнего себе не позволяла, руководила школьной комсомольской организацией. А как школу закончила, так и в Псков подалась, в техникум сельскохозяйственный. Год отучилась на отлично, вероятно разбив свой неприступностью, и там множество сердец, а как вернулась домой на каникулы – война. Отец ушёл на фронт, множество других тоже, а вот некоторые наоборот вернулись, в том числе и Тарас, приехавший домой из краёв дальних сибирских, отдав там шесть лет жизни лесоповалу. Приехал естественно злой, а тут, как уже говорилось – война. Как вероятно все догадались, на фронт он не пошёл, а в полицию запросто. На зону Тарас загремел ещё по малолетке, потому жены у него не было – не беда, будет. А кого в жёны брать первому парню, как не первую красавицу? Ну и что, что не хочет – кто её спрашивать-то собирается. Всё – сказка кончилась. Страшненькая такая сказка.

— Вот ты убежал, а ну как сестре помощь нужна.

— Так она сама сказала, чтобы уходил.

— Ну, раз сама… Будем считать, что ты за помощью отправился. Пошли обратно.

— Пошли. А ты поможешь?

— Постараюсь. Тарас один?

— Не, с ним ещё трое, гады… Дерутся.

Понятно, судя по отсутствию синяков, видно парнишке пинка отвесили.

— Тебе лет-то сколько?

— Взрослый уже.

— А конкретно?

— Двенадцать.

— И правда, взрослый.

За разговором дошли до деревни. Была она небольшая, домов на пятнадцать-двадцать, так сразу и не разберёшь.

— Где ваш дом?

— Вон, второй с краю, с синими наличниками.

Дом, как дом. Не жировал похоже председатель.

— А крайний чей?

— Бабка Матрёна там живёт, одна. Муж её, дядька Филипп, и Колька с Пашкой на фронте.