Георгий Юленков - Степной рассвет

«Сидишь, Валера? Ну сиди-сиди, много ты тут высидишь. Огорчил ведь ты намедни свое начальство, нечего сказать. И в шпиона из «волыны» не попал, и летать с ним теперь на Р-10 не сможешь. Небось, за эти несколько дней и сам седых волос нажил, и нашего радиста уже замучил до полусмерти, пока указания от своего куратора уточнял. Ничего-ничего, посиди, погляди как твой тиранически обожаемый шпион на татами танцует. Хотя какое это, нахрен, татами…»

— Господин лейтенант. У вас очень интересная школа. Странная, но очень интересная. Хотя вряд ли вы этот стиль специально себе ставили. В нем нет красоты и законченности. В Европе есть такой термин…эклектика. Этот термин можно… сказать про ваш стиль боя.

— И что же в нем странного, Огита-сан?

— Ваш тренер, по всей видимости, был европейцем и учил вас очень недолго… Но среди приемов много э-э-э… вариаций ката китайского и корейского происхождения. Я не уверен, но думаю, что вы много лет занимаетесь разными стилями борьбы. А вот свой особый стиль ударов у вас выработался вероятно не так уж давно. Может быть за последние лет пять…

«Гм. Хорошо видит и слушает музыку тела, этот капитан. Да и машется он прилично. Что-то очень знакомое в его стиле карате. Ведь явные примеси джиу-джитсу присутствуют. Вот ведь склероз, никак не вспомню. Но совершенно точно, что наш начспортлаг об этом рассказывал. Скрипи, извилинка, помогай, родная! Надо мне этого сенсея просчитать. Хотя, зачем мне это? А хрен его знает зачем. Чувствую, что надо, вот и буду его логарифмировать…»

— Господин лейтенант, вы что-нибудь слышали про мастера Хиронори Оцука?

— Первый раз слышу это имя, господин капитан.

— Жаль. Его стиль родился недавно, и как отдельному стилю ему всего лишь пара лет. В прошлом году он, наконец, официально зарегистрировал его в Федерации единоборств Японии…

«Угу. Обманные движения пошли. Почти как в айкидо. И до хрена же всяких финтов у него… Хм. А может он про айки мне тут сказки рассказывает. Да нет, вроде. Там и главного сенсея по-другому звали. Да и вроде уже после войны он свой особый путь придумал. Но что-то неуловимо знакомое. Есть тут какая-то связь с айкидо, седалищным нервом чую! Я хоть и не занималась им по-настоящему, но приемы-то видела и даже пробовала. Есть разница, но есть и сходство. Гм-м. Нет, все-таки это какое-то карате. Знала бы я еще хотя б названия и основные особенности всех его стилей. Хотя… Есть! Вспомнила! Спасибо тебе, родная, волнистая! Наверное, Вадо Рю это. Начспортлаг тогда в походе с Максом Темновским языками зацепился. Все спорили они какой стиль лучше. Макс ему всю свою эрудицию на голову высыпал. Узнал он где-то, что этому в те годы еще экзотическому Айки До, американцы свой спецназ ВМФ и ЦРУ обучают. Вот и наседал на нашего старика, мол «фигня это ваше карате, и самбо и дзюдо фигня». А тот его и спросил, в чем мол главное преимущество айкидо? Ну этот «поддубный котяра» и начал растекаться про использование силы противника. А начспортлаг его двумя фразами тогда словно двоечника на экзамене срезал. Так что это скорее всего Вадо Рю – путь мира. И этот стиль уж точно не хуже айкидо. М-дя. Хороший мне в этот раз партнер попался…»

— Господин лейтенант, прошу простить меня, но мне все время кажется что вы меня совсем не слушаете. Словно бы… э-э-э… витаете в облаках.

— Ну что вы, господин капитан, я весь во внимании. Что вы имели ввиду, когда говорили мне про мой не совсем правильный «взгляд далекой горы»?

— Хм… Возможно я ошибся. Я имел ввиду, что нужно очистить мысли, а у вас чувствуется напряженная работа рассудка. И… определенно, ряд ваших приемов взят из тайдзи-цюань и дзю-дзюцу. Я в этом почти уверен. Но вот ваши движения ногами… Гм. Это скорее всего что-то европейское. В любом случае, мне с вами очень интересно заниматься.

— Взаимно интересно, господин капитан.

«А Валера-то, глядел, глядел на наши танцы, да и заскучал. Сперва, словно дрелью дырявил нас своим взглядом. И чего только он там высматривал? А уши-то его будто бы даже шевелились. Жаль, мне нельзя было отвлекаться и повнимательнее вглядеться. Даже вроде бы записывать он что-то пытался. Или зарисовывать. А тут взял и вышел из ангара, оставив меня наедине с японцем. Чую, подставу этот жук мне готовит. Провоцирует, гад. Только хрен им снова, а не Юрьев день… Ничего-то вы, товарищи чекисты, не докажете. А вот японец после его ухода даже в лице поменялся, вроде что-то сказать хочет…»

— Мне показалось, что вас тут… э-э-э… слишком тщательно охраняют.

— Говорите громче, не нужно шептать. Да, меня охраняют, как и всех советских пилотов.

— Возможно это связано с вашим социальным происхождением?

— Это вряд ли, я из рабочей семьи и сам был рабочим.

— Гм. Хорошо, я вам верю. Но ваше звание ведь не лейтенант. Мне кажется, мы с вами в одном звании ходим, несмотря на вашу молодость. Все ваши пилоты к вам относятся с… очень большим уважением. Это уважение к вам даже выше, чем к вашим начальникам на этом аэродроме…

— Господин капитан, а как у вас наказывают за излишнюю самостоятельность?

«Ты гляди! Сразу взгрустнул. Да-а-а. Глядеть-то, ты, капитан, конечно умеешь, и это хорошо. Но как же ты не просек, что тут все начальство не летное, а из НКВД, и что пилоты тут у них в подчинении? А значит весь аэродром это что? Правильно! Большая настороженная ловушка это, мышеловка. Эх ты, тоже мне, аналитик. Небось репрессированного бывшего аристократа или опального комэска во мне увидел, да и решил потихоньку перевербовать. Ну-ну повербуй потенциального диссидента. Ай-ай-ай, а еще про честь офицера там чего-то при знакомстве бубнил. Даже интересно, чего он там предложить собирался. Ну и чем же ты так расстроился? Тем, что я всего лишь временно пониженный в звании за не особо злостный проступок. Эх ты, а еще «сенсей». Хотя в некоторой прозорливости тебе не откажешь. Ну, а вечером мы с тобой уже и в небе потанцуем, Горелкин мне разрешил. А завтра вечером без меня никуда не вылетит наша особая. Не отпустят меня… нахрен, сама на «Кирасире» воевать отправлюсь. Если Петрович с Полынкиным не заметят. Гм…»

В ходе совещания был обнародован один невзрачный но очень ценный документ, обнаруженный среди разорванных самоликвидаторами останков пилота. Это оказалось несколько квитанций на получение 37-миллиметровых снарядов из арсенала Тамцаг-Булак. В документе не было названий населенного пункта вражеской авиабазы, зато там был указан номер войсковой части и количество этих снарядов. А для понимающих людей и это было немало. Очевидно в этот раз зенитчикам аэродрома удалось сбить не рядового пилота, а кого-то рангом повыше. Восстановление разорванной взрывом полетной карты, ко всеобщему сожалению, почти ничего не дало для разгадки этой шарады. Советских аэродромов на ней не было. Отмеченные на ней два японских аэродрома и станция уже были русскими атакованы, и значит враг понимал, что там его уже ждут. Других целей на карте не было, поэтому участники совещания пришли к единодушному мнению, о нецелесообразности расчета на получение новых сбитых. Нужно было планировать другие мероприятия и ловушки. Когда же совещание, наконец, завершилось, в комнате остались лишь два генерала. У Мориги вертелось на языке множество вопросов, но он терпеливо ждал, давая возможность первым заговорить хозяину дома. Адъютант генерала Гендзо поставил на низкий столик чашечки с чаем, поклонился, и вышел.