Георгий Юленков - Степной рассвет

— Тащ комиссар госбезопасности. Со вчерашнего дня я две бригады УГРО на это дело перенацелил. Два часа назад нашли их лежку у вокзала. Оставили там милицейскую засаду, но они ведь и совсем уйти могли. Ориентировки мы во все управления послали, и транспортную милицию предупредили. Оперативные проверки среди местных деловых пока ничего нам не дали. Не знает никто этих беспредельщиков. В общем, если дня три они на своей лежке не появятся, то засаду, думаю, надо снимать.

— Давненько нас вот так мордой-то не макали. А, Севков? Это, пожалуй что, посерьезнее будет, чем даже финских шпионов под Питером гонять.

— Да, совсем, сволочи, распоясались, товарищ комиссар госбезопасности. Два ограбления подряд за неделю. И людей, почем зря, губят, гады!

— Ладно, не кипятись. Значит так, лейтенант, откуда бы они ни взялись, тут явно какие-то деловые работали, а не мелкая шпана. Перешерсти все ориентировки о побегах из мест заключения в ближайших краях и республиках. Не могли они тихо проскочить, наверняка где-нибудь свой хвост показали. Все понял?!

— Так точно! Разрешите выполнять?

— Делай. И обо всех новостях сразу же мне докладывай.

— Хорошо, Иван Федорович.

В этот момент многоопытное и многострадальное начальственное ухо снова предательски зачесалось.

«У, лопух проклятый. Снова словно десяток комаров на нем уселось. Может лед приложить или спиртом его помазать? Нет, для спирта и другое назначение есть. И то дело…»

А в нескольких тысячах километров западнее, молодой московский коллега комиссара госбезопасности стоял навытяжку перед своим начальством. И стоять ему было еще трудней и болезненней, чем сидеть за столом тому далекому комиссару госбезопасности.

— МОЛЧАТЬ, Я СКАЗАЛ!!!!

Заместитель наркома вытер выступившую испарину и осушил стакан воды из графина.

— Значит так, старший лейтенант госбезопасности Кубаткин. С завтрашнего дня, ты у нас не старший лейтенант, а уже старший сержант госбезопасности. В Архангельск ты у меня поедешь грехи замаливать. Раз тебя Подмосковье не сильно держит. Самолет у него, оказывается, под самым носом заминировали!

— Но товарищ старший майор…

— Кубаткин!!! Еще раз ты рот без приказа откроешь, совсем сгною! Я тебе тогда для чего характеристику писал?! Чтоб ты нас тут под монастырь повел?! Мне сейчас плевать, что ты перед самым вылетом успел это устройство найти. А если бы не нашли?! А если бы вся монгольская комиссия на воздух бы взлетела?! А?!!!

Меркулов тяжело перевел дух и уже спокойнее продолжил.

— Напишешь обо всем подробный рапорт. Как нашли устройство, где оно было, почему раньше в это место не заглядывали. И куда делись те, кто его заложил. Все напишешь! И обо всех тех, кто хоть как-то в этом деле засветился. На каждого детальные характеристики. Времени тебе до 11 утра. В 11:30 сдашь дела и отправишься в кадры. Все понял?!

— Так точно!

— Ты еще, считай, легко отделался. Если нормально себя проявишь, верну тебя потом, нарком твоей крови не хочет. Но запомни, Петюня, еще хоть один прокол… Все. Иди с глаз моих.

Теперь уже бывший старший лейтенант четко козырнул и вышел из кабинета. Он понял, что ему сегодня действительно повезло. Конечно было обидно, что козлом отпущения сделали его. Но причины этого были ясны. Не начальство же за такой прокол наказывать. И стрелочниками тут обойтись не выйдет. А то, что его подчиненные все же не допустили трагедии, начальство все-таки оценило. Иначе бы от кирпичной стенки ему улизнуть не удалось. Потому что диверсия на правительственном аэродроме, если бы она действительно удалась, подвела бы жизненную черту не только под биографиями пострадавших, но и под очень длинным списком ответственных лиц. И его, начальника УНКВД по Московской области, фамилия была бы в этом списке на самом верху…

В пыльном пристанционном здании было душно. В конце коридора замерло двое рядовых в фуражках с синими чехлами фуражек, с наганами на ремне и выражением египетских сфинксов на лицах. Сквозь полуприкрытую дверь комнаты станционного узла связи слышны были громкие ответы в телефонную трубку их грозного начальства.

— Транспортный отдел, станция Борзя! Да, слушаю…

— Да, старший лейтенант госбезопасности Пыряев у аппарата.

— Приветствую, Иван Петрович.

— Какого числа прибудут?!

— Количество людей в той комиссии, и какие у них будут полномочия?!

— Безопасность здесь на границе я им обеспечу! Вот только на поездки к соседям я для них больше пары отделений охраны выделить-то не смогу.

— Да понял я!

— Что?! А почему не самолетом?!

— Тогда, я прошу перед отправкой комиссии, продублировать этот приказ телеграфом. Во избежание… Да, да! Я все отлично понимаю.

— Я предупрежу особый отдел 1-й армейской, но вы и сами их предупредите.

— Я вас понял. Всего доброго, Иван Петрович.

Часовые за дверью уже давно привыкли к изобилию тайн вокруг их патрона, и просто не обращали внимания на сверхсекретные слова звучавшие из-за стенки. А вот их начальнику на несколько дней добавилось мигрени в и без того уставшую от всякой всячины голову.

Танкистов бригады Яковлева осталось в строю едва половина. Они бились отчаянно и несмотря на потери смогли глубоко вклиниться в японские порядки. Часть сгоревших машин уже осталась далеко позади на просторных северных и западных склонах плоскогорья. Оставшиеся смогли прорваться к окопам противника и давили вражеские орудия и пулеметные точки. Поредевшие роты броневиков БА-10 огнем своих сорокапяток и пулеметов все еще расстреливали последних из бросающихся с противотанковыми минами японских солдат. От ударов сосредоточенной на обратных скатов японской артиллерии, то и дело вставали разрывы почти у самого борта. Корректировщики японцев умели корректировать огонь. У раздавленной гусеницами танков передовой японской батареи билась в судорогах смертельно раненая лошадь.

Сумерки спустились на плоскогорье, но бой не прекратился. Советско-монгольские части медленно выдавливали озверело обороняющихся японцев к реке. По единственному понтонному мосту уже била советско-монгольская артиллерия. Била часто, вот только никак не могла в него попасть. Со стороны реки летел самолет, внимательно оглядывая начинающие тонуть в сумеречных тенях землю. Над восточным склоном плоскогорья он снизился и снова быстро набрал высоту. Внизу японские солдаты и офицеры уже поняли, что самолет несет опознавательные знаки советских ВВС. По незваному гостю стеганули скупые пулеметные очереди. Р-10 выполнил маневр уклонения и ушел на территорию Маньчжурии. Снова наступила напряженная тишина ожидания. Для кого-то тишина надежды, а для кого-то и тишина отчаяния.