Георгий Юленков - Степной рассвет

— «Осмотрюсь»… «Не привыкать»… Рубцы и ожоги на тебе лечить… А мне в подушку плакать… Письма чужой рукой написанные из госпиталей читать… Или, вон, крики твои потом по ночам слушать… А Вась, «не привыкать нам»?!

— Лариса!

— Вася!? Ну, ведь нету там в этот раз никакой нехватки. Вон сколько их вокруг молодых да сильных! Чай ведь не Гражданская, а? И не Кабул с Туркестаном нынче. Под твоим Чжайланором вас в десятки раз меньше было, чем их сейчас там набралось. И тогда я ни слова ведь тебе не сказала. Все понимала… А теперь?

— Лара! Ну, перышко ты мое любимое… Ну ты же знаешь, что не для себя я еду. Вот еще, нужны мне такие развлечения! Ведь для нового Центра все эти хлопоты. Раз уж взялись мы по-новому учить ребят в небе драться? Значит надо учить! По-настоящему учить. А без крупиц боевого опыта даже с этими пашкиными учебными пулями, это еще не учеба. Вот поэтому мне туда дорога… Да, и не бойся ты! Ничего страшного там со мной не случится. В тот раз я из этого Китая вернулся, и в этот раз по пути домой не заблужусь.

— Значит, и летать там будешь… И опять мне тебя ждать. Одной… Дал бы нам Бог ребеночка, так я бы…

— Ларис! Ты же жена коммуниста. Да и хватит уже поминать в суе… И вообще! Вот ты все бубнишь «детей бы», а разве у нас их нет? Ты вокруг-то оглянись! Вон они какие здоровые вымахали. Каждый год с разных концов страны нам с тобой письма пишут. Даже посылки. А то и заедут вон… Хм. Сколько пинков с матюками мной им выдано, а тобой сколько пирогов скормлено? Так чьи же это дети, как не наши? А, Ларис?

— Ладно, Вась… Засранца этого увидишь, передай… Нет ничего не надо, я лучше ему посылку соберу. Вера Максимовна его детскую карточку мне недавно выслала, и еще одну подружки его. Вторую ты ему сам передашь, а детскую я себе оставлю. Смешной он там…

— Может, не надо посылку? Там еще наши ребята будут…

— А я подписывать не буду. Отдай ему, все равно он на всех поделит. Упмх!

— Лара! А ну, не смей! Слышишь?

Через несколько минут чемодан в правой руке полковника был уравновешен туго стянутым бечевкой свертком в левой. Супруги на несколько долгих мгновений замерли в прихожей. Женские руки через силу медленно соскользнули с перетянутых портупеей спины и плеч родного человека.

— Береги себя, Васенька! И за ним там тоже пригляди…

— Ну все. Будет-будет. На крыльцо не выходи, примета плохая. Ильичу, когда из округа вернется, накажи, пусть как хочет, но чтобы пробную варламовскую киноленту к нам первым привез. И не грусти. Приказываю улыбнуться! Ну-ка. Вот так-то лучше будет. Ты же у меня умница…

Но бодрый голос Петровского никого тут не мог обмануть. Усаживаясь в бригадную «эмку», он мазнул рассеянно взглядом по родному окну, и встретившись взглядом с глазами жены, тяжело вздохнул. Потом быстро провел ладонью по лицу, словно бы сгоняя несвоевременные печали, и резко расправил плечи.

— Жуков! Почему стоим? Самолет меня ждать не будет…

Тело Бочкова напряглось, но тут же снова расслабилось. Эту, почти флотскую, качающуюся походку он бы ни с кем не спутал. Но хотя два часа для сна не слишком много, старший майор госбезопасности поднялся с лежака, и смачно потянулся. Без серьезной причины тревожить спящего командира его заместитель бы не решился, а, значит, высыпаться начальнику особого отдела Первой армейской группы придется в следующий раз.

— В чем дело, капитан?

— Там тот длинный приехал. Просит его принять.

— Зови. И чаю нам изобрази, пожалуйста.

Высокая, затянутая в коричневую летную куртку, фигура пришельца смогла полностью разогнуться только ближе к центру юрты. Бочков внимательно следил за выражением лица нежданного гостя. Голубые глаза вошедшего были задумчивы, но не пусты, это радовало. Бочкову уже доводилось видеть пустое безразличное выражение этих глаз, направленных на предшественника его нынешнего начальника. Тогда, правда, всю работу выполнили сами сотрудники наркомата, но это лицо там тоже несколько раз мелькало.

— Чай будете, товарищ Го…

Повинуясь раздраженному жесту блондина, Бочков не стал продолжать. Раз не хочет чтобы звучала его фамилия, значит, к тому есть причины. К конспирации старший майор был приучен давно, и сам требовал ее от других. Поэтому он не обиделся.

— От чая не откажусь. И, Виктор Михайлович, примите мои извинения за прерванный сон, но мне срочно нужно принимать решение, а вот данных для этого пока маловато. И отложить эту беседу у меня нет никакой возможности. Можем сейчас поговорить?

— Не стоит извинений, Александр Евгеньевич. И, конечно же можем. Я даже предвижу тему нашей беседы.

— Вы не ошиблись, разговор будет о вашей пропаже.

— Пока еще не пропаже.

— Все еще надеетесь вернуть?

— Мы, Александр Евгеньевич, привыкли не просто надеяться, а рассчитывать, причем чаще всего на свои силы. Разве что десантные операции, для нас трудная для выполнения своими силами задача. А вот все менее масштабное…

— Ну что ж, все вы верно говорите. Мы ведь с вами, Виктор Михайлович, одной школы. А ЧОН с ГПУ плохо не воспитают. Я тоже считаю, что вы своими силами способны нормально решить эту задачу. Вот только от меня ТРЕБУЮТ, проконтролировать этот процесс. Вы понимаете ЧТО это значит?

Бочков хмуро кивнул. Особые полномочия этого таинственного товарища были известны в НКВД очень хорошо. А работа начальника особого отдела НКВД довольно регулярно пересекалась с делами его сегодняшнего гостя. И хотя никакого прямого подчинения ни в одну из сторон тут и быть не могло, но мешать работе друг друга обоим работникам «тайного фронта» было не с руки. Поэтому им приходилось часто договариваться. И, судя по всему, этот раз не должен стать исключением из этого негласного правила…

В предутреннем сумраке, двое человек невидимками лежали среди кустов на повернутом в сторону аэродрома склоне небольшой сопки, укрывшись до самых глаз плащ-накидками. Упираясь спиной в довольно крутой склон, один из них внимательно разглядывал тускло мерцающую фонарями авиатехников авиабазу в монокулярный перископ, вращая верхнюю часть расположенной чуть выше уровня глаз рукояткой. Второй держал в руках японский армейский бинокль. Тишины и спокойствия на объекте наблюдения не было и в помине. Жизнь на военных аэродромах обычно не затихает даже ночью. Она становится чуть менее шумной, но совсем не замирает никогда. Наблюдатель внимательно осматривал подходы к авиабазе и ориентиры. Нанес себе на схему стоянки самолетов, ангары и одну зенитную установку.

— Вашбродь, господин капитан, глядите…

— Тихо! Язык отрежу! Ты что, … нас в двух шагах от цели выдать решил?!

— Виноват. Доложить хотел. Вон там броневик в ворота проехал.