Георгий Юленков - Степной рассвет

— Ну что скажешь, Михаил Иванович?

— Машина получилась верткая. По маневренности не хуже, по крайней мере того И-96, который мы в прошлом году и этой весной испытывали, и которого у нас в СТО забрали. Правда, нагрузки на рулях у этой модификации немного великоваты. Устойчивость продольная и поперечная у нее также в норме. По аэродинамике вылизали ее замечательно. Скоростные характеристики мы еще не замеряли. Из наследственных проблем осталась узкая колея шасси. Обзор из кабины плоховат. Из нового. М-62 под новым капотом опять же сильно греется. Но это все по полетам без запуска реактивного двигателя. Сам «Тюльпан» позавчера и вчера погоняли на земле, но по результатам наземных проверок вместо меня путь лучше инженеры высказываются. Ну, а я считаю, что в воздухе на средних скоростях уже можно те «Тюльпаны» начинать испытывать. А вот на максимале смотреть их я бы пока не спешил. Пусть пока на земле их на форсаже еще немного погоняют. Но если появится решение испытывать, то я готов слетать и на максимальную тягу. С выключенными «Тюльпанами» самолет резко потерял в скороподъемности. Но если машина планируется в варианте перехватчика с комбинированной установкой, то это не должно стать проблемой. В общем еще бы неделю без спешки покрутить его и пока без огневых. А потом в течение месяца провести огневые испытания.

— Нет у нас месяца, товарищи. И даже трех недель нету. Нам приказано всеми силами ускорить испытания…

Над столом повисла тяжелая пауза. Впечатления испытателей от пожара опытного Р-10 с «Тюльпанами» еще не выцвели. Поэтому озвученная задача и, правда, отдавала штурмовщиной, а возможные последствия плохого результата испытаний все присутствующие отлично себе представляли. Как впрочем представляли себе и последствия задержки проведения испытаний.

— Товарищ комбриг. А может нам у ВВС автора этого «Тюльпана» выпросить? Вроде бы он в Харькове самый первый образец еще в мае на И-Z испытывал.

— Я уже посылал запрос. Ответа нет. В какую-то командировку его услали.

— А вернуть, нельзя…

— Нельзя его вернуть и хватит об этом. Давайте, товарищи, думать, что тут еще можно сделать?

«Сюда смотреть, товарищи, эскорт… Ствол вверх задран, видели?! Ага. Крылышками качнули, значит узрели. Проснулись и ближе подошли. А теперь включаем, робяты, телепатию. Правая пара на полкило ниже, удаление такое же… Твою ж мать! Смотреть за моим стволом, дебилы! Вот так, понятно вам? Нет? А так? Ну же, дятлы! Может, вам сюда еще сурдопереводчика подать? Ну думай, думай Сашок! Скрипи, давай, своим грецким орешком… О! Заработало! Теперь левому скомандовать осталось…Уф! А я уж грешным делом думала, флажным семафором только на флоте пользуются…»

— Подлетаем, Боря. Железную дорогу видишь?

— Нет пока. Да и с такой высоты ее попробуй разгляди. Ты эскорту уже скомандовал развернуться?

— Угу. Они уже минут пять головами крутят, ориентиры запоминая. Жаль, над теми двумя аэродромами нам пролететь нельзя. Но я камеру развернул, как сумел, их сфотографировал.

— Вижу железку, Паша!

— Молодца, теперь станцию ищи.

— Впереди ее не видно, может сзади у тебя.

— Тьфу ты! Точно, вон там сзади какое-то скопление пятен. Разворачиваемся туда.

Группа самолетов лениво развернулась левым виражом, и пошла вдоль полотна на юг.

— Паша, готовься фотографировать.

— Усегда готов. А поезда на станции видишь?

— Там до хрена всякого. С такой высоты и не разглядеть толком. Готовь камеру. Я тебе командую как в спорте.

— Давай уже, директор фотосалона.

— На старт… Внимание… Марш! Снимай, Пашка, я ровно веду!

— Тихо, «Сусанин»! Гляди, не рыскай…

Р-10 не спеша прошел над объектом на почти семикилометровой высоте. Потом заложил левый вираж и снова ушел в глубину вражеской территории, сопровождаемый четырьмя своими лейб-гвардейцами. Еще через четверть часа группа пересекла железную дорогу уже в другом месте и под острым углом стала плавно приближаться к линии фронта. Здесь на высоте солнце еще не выглядело закатным, но внизу на земле уже легли длинные тени.

— Пашка, выше нас на десять часов кто-то летит. Видишь его?

— Не вижу, Борька, скользни вправо.

— Ну как?

— Так держи, отлично! Вижу его гада! Это японский разведчик. Они очень быстрые, шансов взять его у нас очень мало. Но отпускать эту сволочь, ой как не хочется. Он же, мерзавец, нашим сильно напакостить может.

— Так, может, собьем его?

— А если уйдет? Он же тогда всем тут растреплет, что по японским тылам какие-то русские нахалы шастают.

— Паша, он нас уже увидел. Будем мы его сбивать или нет, он нас так и так сдаст. Решай сам, ты командир.

— А, хрен с тобой, вояка! Наш курс сейчас за его хвостом должен пройти. Разворачивай группу на параллельный и высоту набирай. Он наверняка выше полезет чтобы от нас уходить.

— Ладно, сделаю. Жаль, нам самим стрельнуть не удастся.

«Этот гад пока не убегает. Небось думает, что не достать нам его. Думай, думай, сын Востока. Ребята, внимание! А теперь, ребятушки, нам с вами нужно такое взаимопонимание, прям как у циркачей на трапеции. Сашок, гляди сюда. Понял меня? Не понял, тетерев. Щас я тебя научу сигналы понимать. На тебе пару восьмилинейных в направлении цели. У-у-уу! Снова плечо заныло… Ну, Березин, ну змий! О! Неужели этот гений немого общения понял мою команду. А теперь нам с Борей нужно самим на его пути отхода встать».

— Борис, видишь, наши высоту для атаки того японца набирают?

— Ага, вижу.

— А ты все наоборот делай. Разгоняйся со снижением чуть левее. Потом мы с тобой снова высоту наберем. Сейчас они его на нашу территорию погонят и он в обратную сторону выкрутиться захочет. Вот там мы его и должны встречать. Сбить мы его с нашими скоростями и маневренностью не сможем, так давай пугнем его, чтобы хотя бы скорость потерял и под пушки ребят угодил. Швидче давай, хлопче! Зажмем мы этого гада, Борька…

Солнце уже несколько минут как коснулось горизонта, но ночь еще не совсем захватила своим темным воинством широкую площадку аэродрома и его пустынной округи. У взлетной полосы замер покусывая травину высокий мужчина в форме капитана ВВС. Вдоль направления посадки предусмотрительно светила пара небольших прожекторов.

— Раз, два, три, четыре. Четыре… Нет, не четыре. Все пять на посадку заходят. Видать, ведомый одной из пар только что из-за своего ведущего вылез.

— Ну что, все садятся, Иван?

— Все. Что, не вышло позлорадствовать?

— Ты, Иван, на меня не дуйся. Мы с тобой вместе за операцию отвечаем. И я для пользы дела старался.

— Мое мнение об этой пользе ты слышал. Так что, Сергей, разные у нас с тобой взгляды на пользу дела. Но вот работать нам, несмотря ни на что нужно слаженно. Ну, а то, что он вернулся говорит о том, что мы можем получить от него гораздо больше, чем сейчас, если будем себя вести капельку умнее.