Юлия Остапенко - 21 Тираны 1. Борджиа

Сегодняшний снегопад был совсем другим. Мело так, что соседних домов было почти не разглядеть. Под сугробами, выстроившимися аккуратными рядами на стоянке, угадывались очертания машин. Кьяра дважды ездила на стажировку в Россию, в Москву и Санкт-Петербург, но для большинства жителей Рима то, что творилось сейчас на улице, было стихийным бедствием и началом Апокалипсиса.

И как же холодно, боже.

Кьяра вернулась в спальню и извлекла из недр платяного шкафа вещи, купленные три года назад в заснеженной Москве: толстый вязаный свитер, лыжные штаны и сапоги на толстой каучуковой подошве. Были еще перчатки на утепленной подкладке, но их она не нашла. Натянув все это, отправилась на кухню заваривать горячий кофе. Жаль, что у нее нет обогревателя. Когда они с Пьетро жили вместе, пришлось купить — Пьетро мерз даже в теплые весенние ночи и устраивал у их постели настоящую парилку, хотя сама Кьяра предпочитала согреваться по ночам другим способом. Когда они расстались, Пьетро оставил ей телевизор, который они покупали вместе, но обогреватель забрал. Кьяра не спорила, ей печка была ни к чему. Так, во всяком случае, казалось тогда, а сейчас, грея мерзнущие пальцы о стенки кружки с кофе, она жалела о своем великодушном жесте. В конце концов, это на ее деньги они купили тот обогреватель. У Пьетро тогда не было ни гроша. Да у него вечно не было ни гроша.

Кьяра подумала, что неплохо бы включить телевизор и послушать, как власти города собираются бороться со стихией, но в эту минуту зазвонил телефон. Кьяра сняла трубку с некоторой опаской — прошло два месяца с того дня, как ее квартиру ограбили (если можно назвать ограблением проникновение со взломом, в ходе которого ничего не пропало), а она все еще не знала, кто это сделал и что ей ждать в будущем.

— Кьяра?

Голос звучал неразборчиво сквозь шум помех — конечно, телефонным линия сейчас приходится несладко, — но она его сразу узнала. Надо же. Вот только что думала о нем, а не вспоминала перед этим... сколько? Полгода? Год?

— Да, Пьетро, это я, — сказала она, удивляясь тому, как ровно прозвучал ее голос. — Тебя плохо слышно.

— Помехи на линии, эта чертова метель. Ты видишь? Просто кошмар!

Кьяра поморщилась. Пьетро была свойственна манера выражаться, как герою из мыльной оперы, и когда она говорила с ним, невольно подхватывала эту манеру, что раздражало ее еще сильнее.

— Я же не слепая, — немного резко ответила она. Но не пожалела о своем тоне. — Что ты хочешь?

— Очень мило, Кьяра, — пробурчал ее бывший на другом конце провода. — Не спросишь, как мои дела?

— Ты же не спросил, как мои.

— А как твои?

Она едва не рассмеялась. Что ж, Пьетро, дай подумаю, с чего бы начать? С того, что моя сестра умерла? С того, что меня обокрал коллега по работе, присвоив мою работу, на которую ушло больше трех лет? С того, что мою квартиру разнесли так, что я две недели приводила ее в порядок? Или, может, с того, что Лукреция Борджиа пятьсот лет назад отправила мне в подарок бутылку вина, приправленную своим фамильным ядом? Да, наверное, именно с этого. Это уж точно вызовет у тебя неподдельный интерес и сочувствие.

— Долго рассказывать, — ответила она. — Ты как? Как работа?

Она спросила про работу, потому что больше Пьетро ничем не интересовался. Ничем, включая ею, Кьяру.

Кьяра тоже была для него частью работы, но поняла это, только когда они уже жили вместе. Как и все приятели Кьяры, Пьетро работал научным сотрудником, они познакомились в университете — вернее, Пьетро познакомился с ней, отлично зная, кто она такая. Он занимался историей культуры, учился в Гарварде, хотя сам родился в Милане, а в Рим приехал изучать архивные документы Ватикана, касающиеся правления папы Александра VI. Основной специализацией Пьетро была история итальянского Возрождения, а основной темой — семейство Борджиа. Каким-то образом (Кьяра подозревала, что и тут не обошлось без ее сестры) он узнал о семейной легенде относительно происхождения из рода Сфорца, имевшего к Борджиа самое непосредственное отношение. Как источник информации Кьяра особой ценности не представляла, поскольку к своим корням была равнодушна. Но как трофей, как фетиш она оказалась для Пьетро бесценна. Он запал бы на Стеллу, но Стелла оказалась не в его вкусе. Пьетро нравились такие девушка, как Кьяра — тихие, неброские, неболтливые в постели и умеющие поддержать разговор вне ее. Кьяра как раз такая, а еще она Сфорца. Пьетро влюбился. Только не в Кьяру, а в то, что она символизировала собой для него. И только это всегда имело значение. Не будь она Сфорца, он на нее никогда бы и не посмотрел.

Когда она поняла это, они расстались. Не очень хорошо, потому что, в отличие от Пьетро, Кьяра любила его самого, а не его генеалогическое древо. Но объяснить это ему было невозможно. Он до самого конца так и не понял толком, почему она его бросила.

— Работа хорошо, — откашлявшись, сказал Пьетро. — Собственно, я поэтому и звоню... Есть кое-что... Я бы хотел, чтобы ты приехала ко мне в институт. Ты не занята?

— Сейчас?! Пьетро, ты за окно выглядывал? Я даже не знаю, ходит ли метро.

— Возьми такси, — его голос звучал возбужденно. — Это срочно. Очень срочно. Я не могу объяснить по телефону.

Что-то в его голосе заставило ее прекратить возражения. Это был азарт, свойственный Пьетро, когда дело заходило о его работе — и о Борджиа. Но было в его голосе и что-то еще. Напряжение? Тревога? Страх? Да, пожалуй, именно страх. Немного, но...

В конце концов, внезапно подумала Кьяра, он именно тот, кому можно рассказать эту безумную историю с вином Лукреции. Именно ему. Пьетро знает об этой женщине все, что можно знать, основываясь на существующих фактах, и, возможно, сумеет разгадать мотивы ее поведения. Сама Кьяра терялась в догадках. Она Сфорца, а Борджиа враждовали с Сфорца — насколько знала Кьяра, именно Джованни Сфорца, первый муж Лукреции, был тем, кто пустил по Италии слух об инцесте внутри семьи, а у Чезаре Борджиа с Катериной Сфорца вышла какая-то гадостная история... Но если по неведомой причине Лукреция решила мстить потомкам своих врагов, то почему таким дальним? И почему именно Кьяре? Или все потомки Сфорца получили такие «подарочки»? Но тогда об этом стало бы известно. Да и слишком много этих потомков, и кроме того, Лукреция знала, как выглядит Кьяра... знала про шрам, полученный ею всего несколько лет назад.

Если кто и сможет пролить свет на все это, то только Пьетро.

— Я приеду, — сказала Кьяра. — Где именно ты находишься?

Центральный реставрационный институт находился на другом конце города, и Кьяре пришлось вызвать такси, которого она дожидалась больше часа. Таксист ругался, жаловался на дорогу, на муниципальные власти, на гололед, на ошалевших водителей, не знавших, как по этому гололеду ездить; а дворники непрестанно месили на лобовом стекле мокрый снег. Они долго стояли в пробке, проехали мимо трех аварий, причем в третьем случае на земле у покореженных машин Кьяра успела заметить пятна крови, ослепительно яркие на заснеженной земле. Ее кольнуло в груди, словно увиденное было дурным знаком, но она отмахнулась от этой мысли, кивая в ответ на бесконечные жалобы таксиста. В конце концов он довез ее, она заплатила ему половину своего недельного бюджета и, выйдя из машины, накинула на голову капюшон куртки.