Кирилл Бенедиктов - 23 Эльдорадо 1. Золото и кокаин

Не стану утомлять вас описанием дальнейших препирательств по этому поводу. Кончилось все тем, что я проводил Лауру к дому ее подруги (это было совсем недалеко) и, спрятавшись в темной арке, принялся внимательно наблюдать за воротами.

Спустя полчаса ворота раскрылись, и из них вышли трое — моя возлюбленная, заплаканная и печальная, словно Эвридика, потерявшая своего Орфея, пресловутая дуэнья Антонилла, женщина лет пятидесяти, плотного телосложения и сурового вида, и лысый, как колено, широкоплечий приземистый слуга, вооруженный дубинкой. Никогда прежде судья Гусман не отправлял свою дочь на прогулку с телохранителем; видимо, перспектива родства с семейством де ла Торре и впрямь сделала его чересчур беспокойным.

Что ж, подумал я, придется разочаровать старика. Человек, которому он собирается вручить свое бесценное сокровище, не брезгует пользоваться услугами наемных убийц. Решать, конечно, ему, сеньору Бернардо Гусману, но я бы на его месте серьезно задумался.

Преисполненный сознания своей правоты, я вернулся под гостеприимный кров Португальца, мечтая о том, чтобы наконец выспаться как следует. Знай я тогда, какой сюрприз готовит мне судьба, мне бы ни за что не удалось сомкнуть глаз. К сожалению — или к счастью — людям не дано прозревать будущее. Поэтому, добравшись до своей комнаты, я без сил повалился на мягкие подушки и уснул крепким спокойным сном, ставшим достойной наградой за все треволнения этого долгого дня.

Руслан приехал ровно через полчаса. Было уже совсем темно; с неба, как мягкий пушистый занавес, падал снег.

Серебристая «бэха» Руслана остановилась напротив подъезда. Затемненные стекла не позволяли разглядеть, сидит ли кто-нибудь рядом с Русланом, поэтому я на всякий случай открыл заднюю дверцу. И не ошибся — на заднем сиденье никого не было.

— А вот и Денис, — сказал Руслан, обращаясь к человеку, сидевшему ко мне спиной. Я видел только воротник дорогого кашемирового пальто и поблескивающие черные волосы. — Денис у нас голова. На иностранных языках шпарит лучше, чем я на русском...

Человек в кашемировом пальто поднял указательный палец, и Руслан замолчал.

— Hola, — сказал он по-испански. Он и не подумал повернуться, но мне показалось, что он рассматривает меня в зеркальце заднего вида. — Много о тебе слышал, Денис.

Говорил он мягко, без свойственного русским акцента, и даже, пожалуй, мягче, чем наши преподаватели в институте.

— Добрый вечер, — ответил я вежливо. — Надеюсь, в основном хорошее.

— Разное. Например, я слышал, что ты сейчас сидишь без работы. Это правда?

— Да, — сказал я после секундного колебания. — Это правда.

— Что странно, если ты действительно так хорошо знаешь испанский, — заметил он. — Неужели в Москве никому не нужен переводчик с испанского?

Я пожал плечами.

— Возможно, кому-то и нужен. Но я таких людей, к сожалению, не встречал.

Сразу после армии я пытался устроиться переводчиком или хотя бы референтом со знанием испанского языка, но довольно быстро выяснилось, что на этом рынке предложение значительно превышает спрос.

— А тебе бы хотелось работать там, где твои познания в испанском языке могли бы быть по-настоящему востребованы? — спросил Кашемировое Пальто, по-прежнему разглядывая меня в зеркальце.

Он употребил одну из самых сложных форм в испанской грамматике — сослагательное наклонение, которое не зря считается кошмаром всех студентов, изучающих язык Сервантеса и Лопе де Вега. Я понял, что он задал этот вопрос не потому, что его действительно интересовало мое желание, — он просто проверял, насколько свободно я владею его родным языком. В том, что передо мной испанец, я уже не сомневался. В институте нас, будущих военных переводчиков, особенно тщательно натаскивали на распознавание акцентов и особенностей речи обитателей тех или иных стран. Я готов был держать пари, что мой собеседник родился где-то в южной Испании, скорее всего, в Андалусии.

— Если говорить о том, чего бы мне по-настоящему хотелось, — ответил я, принимая его игру, — то мне хотелось бы жить где-нибудь на побережье Коста-дель-Соль, в белом домике рядом с апельсиновой рощей, и не работать вовсе. Но, поскольку это вряд ли возможно в ближайшем будущем, я готов выслушать ваши предложения.

Он наконец обернулся и с интересом посмотрел на меня. У него было жесткое и даже, пожалуй, несколько хищное лицо с ястребиным носом и глубоко посаженными черными глазами. Тонкая полоска усиков над верхней губой делала его чем-то похожим на контрабандиста из старого фильма «Касабланка».

— Меня зовут Рикардо, — представился он, протянув мне узкую твердую ладонь. — Где учил язык, Денис?

Внутренний голос шепнул мне, что про ВИИЯ этому человеку лучше не говорить.

— Моя мама испанский преподает в педагогическом.

Он слегка кивнул — видимо, ответ его удовлетворил.

— Что ты скажешь о работе в Южной Америке, Денис?

Южная Америка! Меня с детства манил этот далекий, загадочный континент. Вероятно, это было связано с рассказами отца о Кубе и удивительными вещицами, которые он привозил из своих долгих командировок. Когда мне было лет двенадцать, в районной библиотеке мне попалась книга «Неоконченное путешествие», основанная на путевых записях и дневниках английского военного топографа Перси Гаррисона Фосетта, пропавшего без вести в непроходимых джунглях Мату-Гросу в 1925 году. Фосетт провел в дебрях Южной Америки большую часть своей жизни; он участвовал в сражениях знаменитой «каучуковой войны», которую вели между собой банды работорговцев и плантаторов и регулярные армейские соединения Перу, Боливии и Бразилии, наносил на карту границы государств и неизвестные белому человеку горные хребты, искал затерянные в сельве древние города давно исчезнувших племен. Книга эта произвела на меня сильнейшее впечатление — я несколько месяцев не мог думать ни о чем другом и по ночам видел во сне зеленый многоярусный полог дождевого леса, медленные коричневые воды безымянных рек, слышал крики разноцветных попугаев и пронзительный визг обезьянок-уистити. Позже, уже учась в ВИИЯ, я был уверен, что мои детские мечты скоро сбудутся: выпускники испанского отделения работали по всей Латинской Америке, кроме Бразилии, где государственным языком был португальский, и трех крошечных стран на северо-востоке южноамериканского материка — Гайаны, Суринама и Французской Гвианы. Как я уже говорил, жизнь довольно жестко скорректировала эти планы.

— Скажу, что это круто, — ответил я честно. — Хотя, конечно, зависит от того, что за работа.

— По специальности, — сказал Рикардо, и резко очерченные губы его дрогнули в слабом подобии улыбки. — Переводчиком с испанского на русский и наоборот.