Андрей Посняков - Сын ярла

— Эй, кто тут? — высунувшись из-за камня, тихо позвал Хельги.

Кусты зашевелились, раздвинулись, и на берег озера вышел покрытый болотной тиной Трэль Навозник. Черные волосы его, уже успевшие отрасти, тоже были в тине.

— Ты, видно, пришел половить лягушек, раб! — выходя из-за камня, со смехом произнес Хельги.

Разговаривать с рабом? Еще вчера он и не подумал бы этого делать, вот еще! Но сегодня, после беседы с Велундом…

— Ты звал меня. Зачем?

— Ты спас меня от лютой смерти, господин. — Трэль поклонился. — Я никогда не забуду этого.

— И только за этим ты искал меня? — Хельги недоверчиво посмотрел на раба.

— Нет, господин. — Тот покачал головой. — Я знаю, кто подбросил в твой мешок украденное ожерелье.

Хельги вздрогнул. Однако беседа с рабом становилась все интересней!

— И кто же?

— Конхобар Ирландец.

— Кто?

— Ирландец, — твердо повторил Трэль. — А Дирмунд Заика должен был навести на тебя людей. Я слышал, как они уговаривались об этом.

— Но Ирландец — мертв, а Заику тинг вряд ли будет подвергать суровому испытанию.

— Ирландец мертв? — Навозник неожиданно расхохотался. — О, мой господин, такие люди так просто не умирают. Достаточно взглянуть на Гудрун, отнюдь не убитую горем. Что же касается Заики, то — да, он вряд ли в чем признается. Я же просто решил предупредить тебя, чтоб ты знал — кто. Теперь же прощай, мне пора. И помни, мой господин, ты можешь всегда положиться на меня.

Поклонившись, раб исчез в кустах. Выбравшись из воды, Хельги задумчиво уселся на камень. Значит, Ирландец и Заика… Но как это доказать? Да никак. Раб — для тинга никакой не свидетель. Тем более такой раб, как Трэль Навозник, всем известный своей ленью и глупостью. Глупостью? А он, оказывается, не такой уж дурак, этот Навозник. Даже, скорее, наоборот — весьма умен. Что он там болтал про Гудрун и Ирландца?

К полудню ветер развеял туман, но выглянувшее было жаркое солнце тут же скрылось за плотными серовато-белыми облаками. У самых предгорий, между ручьем и священной рощей, средь поросших сосновым редколесьем холмов, на большой поляне собрались почти все свободные жители Бильрест-фьорда — от Снольди-Хольма на севере до дальних южных хуторов — исключая, пожалуй, лишь глубоких стариков и младенцев.

Председательствовал на тинге Скьольд Альвсен по прозвищу Скупой На Еду, или просто Жадюга, — высоченный верзила с заплетенной в две щегольские косички бородкой и маленькими, чуть подслеповатыми глазками. Рядом с ним, на большом пне, сидел его младший братец, рыжебородый Бьярни, и бросал злобные взгляды на Хельги, стоящего напротив, у старого дуба. Рядом с тем же дубом, ближе к Альвсенам, располагались хозяйка Гудрун и двенадцать свидетелей, как этого требовал обычай. Старый ярл Сигурд сидел чуть в отдалении, в специально принесенном резном кресле, сурово поджав губы. Собравшийся вокруг остальной снедаемый любопытством люд напирал на первые шеренги с такой силой, что Скьольд несколько раз приказывал воинам отогнать толпу чуть дальше к роще. Народу собралось человек шестьдесят, по здешним понятиям — изрядно! Не так уж и часто собирался тинг, чтобы его совсем игнорировать, тем более что многим было интересно встретиться со знакомыми, узнать новости, обсудить последние сплетни, да и просто пообщаться, радуясь хоть какому-то изменению в привычной монотонности жизни. По какому поводу собрался тинг, знали все. Хозяйка Гудрун обвиняла своего пасынка в краже ожерелья. Вину свою тот, похоже, признавать не собирался, хотя ожерелье было найдено в его суме в присутствии огромного количества свидетелей. В общем-то, довольно простое дело. Но лишь на первый взгляд. Все — и истица, и ответчик, и свидетели — были близкими родственниками, происходя из старинного рода Сигурда. Может быть, они и замяли бы произошедшее, если б Хельги покаялся, но раз нет — деваться некуда, — пришлось вынести сор из избы. Впрочем, для чести рода это было лучше, чем расплодившиеся слухи, ходившие по всей округе. Некоторые — особенно с дальних хуторов — говорили, что будут судить саму хозяйку Гудрун, которая якобы похитила целое стадо коров у братьев Альвсенов. Другие всерьез утверждали, что да, судить будут Гудрун, но не за кражу, а за колдовство — это ведь она третьего дня наслала на весь Бильрест-фьорд ужасную бурю. Шептались также и о том, что младший сын Сигурда Хельги напал с дружками на хутор Свейна Копителя Коров и угнал у него всех овец. Находились очевидцы, которые это нападение видели и в подробностях о нем рассказывали, только вот, как только их приглашали выступить на тинге, сразу теряли дар речи. В общем, всем было интересно.

Пошептавшись с несколькими стариками, так же важно усевшимися около дуба, Скьольд Альвсен поднял правую руку и, дожидаясь тишины, обвел собравшихся долгим подозрительным взглядом, словно все вокруг были сообщниками Хельги.

— Многопочтенный ярл, свободные бонды и кэрлы! — погладив щегольскую бородку, громко произнес Скьольд. — Мы собрались здесь по многим причинам, одна из которых… — Тут он понизил голос, и в толпе стих даже самый малейший шепоток. — Одна из которых — претензии достопочтенной хозяйки Гудрун из рода славного Сигурда ярла к ее пасынку Хельги из того же рода. Хозяйка Гудрун обвиняет Хельги в хищении ожерелья, оцениваемого ею в стоимость тридцати дойных коров.

— Тридцать дойных коров! — тихонько ахнули в толпе. Кто-то даже закашлялся.

— Свидетелем на суде выступает свободный воин Дирмунд, по прозвищу Заика, из рода Сигурда. Выйди же на середину поляны, Дирмунд, и поведай, как было дело.

Заика — в синем, отороченном бобровой опушкой плаще и красной, вышитой разноцветными нитками тунике, — выйдя на середину поляны, поклонился судьям, а затем и всем остальным собравшимся. Редкие рыжеватые волосы его были тщательно расчесаны гребнем и связаны тонким сыромятным ремешком, так, что смешно торчал длинный нос. Впрочем, Дирмунд не казался себе смешным, наоборот, был горд и счастлив.

— Д-дело было так, о с-свободные бонды и кэрлы. — Он пригладил рукой волосы и продолжил, брезгливо косясь на стоящего рядом ответчика. — Хозяйка Г-гудрун еще т-третьего дня утром хватилась своего ожерелья. С-слуги кинулись искать — тщетно! Мы уж д-думали, что похитили его ночные тролли, б-больше и винить некого. П-помните бурю?

— Помним, помним, знатная была буря. У Свейна ветром крышу снесло с сарая.

— Не с сарая, а с овина.

— И не крышу, а старое сено.

— Эй, эй, досточтимые! — прервал шумящих Скьольд. — Мы тут о старом сене говорим или об ожерелье? А ты… — Он повернулся к Дирмунду: — Не отвлекайся на посторонние темы. Продолжай.

— Продолжаю, о д-достойнейший, — послушно кивнул Заика. — Так вот, как раз перед б-бурей слуги принесли с причала суму, ну, кожаный такой м-мешок, все вы знаете…