Андрей Посняков - Сын ярла

— Конечно. — Ингви тщательно осмотрел котел. — Собрались наведаться в гости. Вот только к кому?

— Ну, это ясно — к кому, — хохотнул Харальд. — Кто тут поближе-то? Тетка Курид на Ерунд-озере, да Торкель со Снольди-Хольма. Велунд их вряд ли сильно заинтересует.

— Скорей к озеру — может, и увидим их, — вспрыгивая с лавки, воскликнул сын ярла. Остальные поспешили за ним, по возможности соблюдая осторожность. Еле слышным свистом вызвали из засады Снорри — тот возник из кустов вереска, словно привидение. Вопросительно уставился на ребят.

— Идем к Ерунд-озеру! Посмотрим, что там за дела, — на ходу шепнул ему Хельги. Снорри кивнул и, поудобней перехватив короткое копье, присоединился к небольшому отряду.

Они шли быстро, почти бежали, бесшумно огибая кусты и деревья, казавшиеся почти нереальными в полупрозрачной хмари раннего утра. Белесое небо цеплялось за черные вершины сосен, где-то впереди блеснуло среди мохнатых елок плоское зеркало Ерунд-озера.

— Скорей, к западным скалам, — оглянувшись, яростно шепнул Хельги. Впрочем, и так не надо было никого подгонять: все — даже бывший невольник — неслись, как могли. Мелькали перед глазами стволы деревьев, и корявые еловые ветки больно били в лицо.

Вот, наконец, и западные скалы. Вернее, западные отроги гор. Не очень высокие, поросшие редким сосняком, но вполне отвесные, круто обрывавшиеся к поверхности озера.

— Ну вот. Похоже, мы их сейчас увидим, — улыбнувшись, заметил сын ярла, устраиваясь за камнями над самым обрывом. Остальные последовали его примеру.

— Ох, и красотища! — не удержавшись, восхитился Снорри.

И правда, окружающий пейзаж был вполне достоин этого возгласа.

Прямо перед ними, внизу, расстилалось озеро, чуть тронутое утренним туманом у своего восточного болотного берега. Вода была настолько спокойной, что казалась какой-то колдовской, мертвой. Словно живые, отражались в ней заросшие высокой травой берега, стройные сосны и хмурые угрюмые ели. По левому берегу, за камнями, так же отражающимися в озере, проходила дорога, даже не дорога, а тропка, ведущая к хутору Курид. Тут же, за камнями, тропинка раздваивалась, заворачивая к Снольди-Хольму. Расстояние от обрыва, где укрылись ребята, через озеро до развилки составляло где-то около двух полетов стрелы, так что все было видно как на ладони. Нет, лиц, конечно, не разглядеть, но фигуры увидеть можно.

— Будем ждать, — шепнул Хельги. — Только смотрите на засните.

— Ну, это к Снорри, — засмеялся Харальд Бочонок. — Это ведь он у нас любитель поспать, а, Снорри?

— Всего-то один раз и уснул в лагере Эгиля, — обиженно отозвался Снорри. — А попрекать, видно, всю жизнь будут.

— Ладно, хватит вам, — шикнул на них Хельги. — Звук по воде расходится сами знаете как…

Он напряженно всматривался в левый берег, в любой миг ожидая появления нидингов. Напряжение было настолько велико, что сын ярла почувствовал вдруг, как задвоилось в глазах, потяжелели веки, а в глубине мозга сначала тихонько, а потом все громче забили, заухали барабаны…

— А зори здесь тихие… — почему-то прошептал он, теряя сознание… и тут же очнулся, увидев над водой черные тени: — Вот они!

— Да где? Где же? Ага… Теперь вижу! — азартно выдохнул Ингви. — Один, два… пять… Пятеро, как и говорил Трэль. По кустам таятся, собаки. Слушай, Хельги, и как ты их только заметил?

— Зорче надо быть. И черники побольше есть — говорят, глазам помогает.

— Ну, черника еще и от поноса помогает, — засмеялся Харальд. — И плащи ею красят, и бражку делают. Со всех сторон полезная ягода.

— А мне так больше голубика по вкусу…

— Цыц! — Хельги хотел было дать леща вспомнившему про голубику Снорри, да вовремя удержался. Вместо этого кивнул на нидингов: — Ишь, прислушиваются к чему-то. Вон как жалами водят!

— Так это они к развилке вышли, — догадался Снорри. — Теперь, видно, совещаются — куда дальше. Я бы на их месте выбрал хутор тетки Курид. Хлопот меньше.

— Так и в Снольди-Хольме воинов мало. Почти все с Торкелем на тинг уехали, землю делить.

— Но ведь нидинги об этом не знают!

— Смотри, смотри! Как раз туда и уходят. К Снольди-Хольму.

— Что ж, выходит, знают?

— Да и слишком уж быстро разыскали все тропы.

Хельги резко поднялся на ноги.

— Некогда болтать, други. Скорее в Снольди-Хольм. Как думаете, намного они нас опередили?

— На десять полетов стрелы, не больше. Если в Снольди-Хольме крепко заперты ворота, должны б успеть продержаться.

— Ага, если не подожгут…

Срезая путь, побежали через холмы. Первым несся сын Сигурда ярла, который, казалось, совсем не чувствовал усталости. За ним, не отставая, бежали Ингви и Снорри, затем Харальд, и замыкающим — тяжело дышащий Трэль. Бывшему рабу приходилось труднее всего: хоть и привык он к тяжелой работе, да ведь мирный труд совсем не то, что работа воина, к которой юные викинги готовили себя с самого раннего детства. Бегать без устали, плавать, ориентироваться в лесу — вот то, чему они учились, и это теперь пригодилось. Трэль, чувствуя, что отстает, схватился за правый бок, остановился, немного отдышался и побежал вновь. Что гнало его вслед за молодыми норманнами? Его, бывшего раба, не так давно получившего свободу? Это ведь они, норманны, сделали его рабом, это они презирали и издевались над ним, заставляя работать на себя, так какая же разница, если одни из них истребят других? Трэль снова остановился, качнул головой, отгоняя навязчивые мысли. Чуть улыбнулся. Нет, норманны тоже были разными. Были и такие, кто издевался, но были и другие… Взять хоть этих, друзей Хельги Сигурдссона. Трэль не помнил, чтобы и раньше-то они как-то обидели его, а если говорить про «теперь», так ведь все эти люди — Хельги, Харальд, Ингви и малыш Снорри — первыми отнеслись к нему как к равному. Не только внимательно выслушали, но и уважительно попросили показать место, где он заметил нидингов, и ни разу не позволили себе в чем-то его упрекнуть. А Харальд — так еще и кинжал подарил. Носи, говорит, на здоровье. Его, Трэля Навозника, приняли как своего, пожалуй, лучшие из молодых воинов Бильрест-фьорда. И это не говоря уже о Хельги — именно благодаря ему Трэль не только получил свободу, но и вообще живет на этом свете. Трэль, конечно, понимал, что в предстоящей схватке от него будет мало толку, но и предоставить ребятам действовать без него, бросить их, тоже не мог — считал, что это подлый поступок, вполне простительный рабу, но не позволительный для свободного, отвечающего за себя человека.

Бывший раб сделал выбор. Пусть его даже убьют там, в схватке у Снольди-Хольма, он погибнет не зря. Умрет даже не столько за Хельги и его друзей, а за нечто большее, за то, что называют гордостью, благородством и правдой.