Андрей Посняков - Первый поход

Переглянувшись, разбойники разделились и, бесшумно ступая, с трех сторон окружили копну…

Вольноотпущеннику Трэлю — в крещении Никифору — снился дивный сон. Высокие зубчатые стены, ослепительно белые великолепные дворцы с портиками, мраморные статуи, высокие деревья с темно-зеленой листвой и ярко-синее море. Он сам — еще совсем маленький, в легкой короткой тунике — бежал по вымощенному разноцветной плиткой двору. Бежал навстречу прекрасной женщине с иссиня-черными волнистыми волосами и волшебной красоты глазами, такими же, как и у самого Трэ… Никифора. Имя этой женщины Трэль никак не мог вспомнить, во сне же он называл ее — мама… Вот наклоняется — в руках у нее целая горсть серебряных монет. Отсчитывает их в подставленные ладошки Никифора… Одна… Две… Пять… «Купи себе что-нибудь, когда пойдете на рынок с няней, — смеясь, говорит женщина. — Только смотри не потеряй!» — «Не потеряю!» — смеется в ответ Никифор и убегает, пряча монеты за пазуху. Огромные дома, солнце, сияющее — больно смотреть, всадники, повозки, носилки, многочисленные нарядно одетые люди. Гомон. Он приближается, становится звучным, словно море. И вот он — рынок. Огромный, полный народа и шума. Торговые ряды — длинные, словно городские улицы. На прилавках драгоценные ткани — желтые, зеленые, синие — в глазах рябит, а вот чуть дальше — золотые и серебряные украшения, посуда, игрушки — воины с копьями и мечами, разноцветные рыбки, миниатюрные лошадки, запряженные в изящные колесницы. Выпустив руку служанки, Никифор полез за пазуху… и похолодел. Никаких денег там не было!

Трэль внезапно проснулся. Помотал головой, отгоняя остатки сна. Вокруг было темно и тихо, а из ближайшего оврага наползал на луг мокрый холодный туман. Рядом, в копне сена похрапывали паломники, отец Киаран с отцом Декланом. Матерчатый пояс вольноотпущенника небрежно валялся у самой копны. И когда успел развязаться? Трэль нагнулся к нему и почувствовал вдруг, как пробежал озноб по всему телу. Пояс был подозрительно легким. Вовсе не таким, каким стал, когда Трэль зашил туда парочку серебряных монет. Даже злодеи-викинги и то не нашли, а тут… Так и есть! Шов распорот. А монеты, конечно же, испарились. Исчезли неведомо куда…

— Эй, эй, просыпайтесь! — Юноша принялся безжалостно расталкивать своих спутников. — Да проснитесь же! У вас ничего не пропало?

— У меня нечего красть, — начал было отец Деклан и вдруг схватился за пояс: — Четки! И кому они понадобились?

А на отца Киарана было страшно смотреть. Сунув руку за пазуху, он вздрогнул и, с громкими криками: «Камень! Камень!» скрылся в лесу.

Так и не догнали его отец Деклан с Трэлем, как ни старались.

А возвратившиеся в свое логово разбойники весело подсчитывали добычу, не замечая, как за этим увлекательным делом наблюдал из своего укрытия честерский шулер Ульва. Светало.

Сделав глоток красного ромейского вина из высокого серебряного кубка, Гита откинулась спиной к висевшему на стене ковру и с усмешкой посмотрела на Ульву:

— Ну и когда ж ты договоришься с моим разлюбезным родителем?

В глазах Гиты, темно-зеленых, словно сумрачный лес, таилось гневное осуждение. И в самом деле, пора было уже и поторопиться Ульве — Седрик вот уж два дня как вернулся домой, а этого придурка — Ульву, не Седрика — черт-те где носит. Пора бы и дело делать, ежели, конечно, хочет немного подзаработать. Ну а не хочет, так и без него обойтись можно. Мало ли в Честере других негодяев? Тот же Теодульф, к примеру, хоть и не хочется его светить раньше времени.

Ульва все это понимал прекрасно, потому и молчал, потупившись, а что тут скажешь? Что обнаружил кое-что интересное на заброшенной вилле? А зачем про то знать Гите? Совсем не обязательно. Правда, и сам-то Ульва не знал, чем оно ему пригодится, ну, да время покажет. А с Седриком он разберется, не первый раз.

— Смотри больше не затягивай, — строго предупредила Гита и, так и не предложив шулеру вина, выпроводила его вон.

А тот и не собирался сидеть в корчме лохматого Теодульфа, где временно поселилась эта взбалмошная девчонка, Гита, больно надо! Выйдя на улицу, пошатался немного да завернул в одну неприметную хижину на самой окраине. Крытая соломой хижина из обмазанных глиной гибких ивовых прутьев была не высокой, не низкой, не очень большой, но и не такой уж и маленькой. Средней. Дворик с сараем, тремя яблонями и огородиком был обнесен высоким частоколом, в котором имелась калитка, запертая в любое время дня и ночи. За калиткой глухо брехал пес, а рядом тянулись какие-то заборы и хижины.

Оглянувшись по сторонам, Ульва свернул к хижинам и громко забарабанил в нужную калитку. В ответ лишь злобно залаял пес.

— Интересно, — озадаченно почесал голову шулер. — И где ж носят черти старого колдуна Вульфрама? Может, ушел в лес за травами? Или снова отправился к мерзкому капищу?

Ульва вздохнул. И в том и в другом случае немного пожить у Вульфрама за определенную мзду ему пока не светило. Жаль. Были, конечно, и еще варианты, но этот был бы самым лучшим. Что ж, нет, так нет. Может, конечно, старый черт и объявится вскорости, ну да пока, видимо, придется заночевать у Теодульфа. Парень постоял еще немного, пнул калитку ногой, плюнул и собрался было уйти, как вдруг встретился взглядом с незнакомцем, только что подошедшим к частоколу. Это был пухленький круглолицый монах, с носом картошкой и седоватыми, смешно торчавшими в разные стороны венчиками волос, обрамляющих обширную загорелую лысину. Всем своим обликом монах напоминал простоватого деревенского дядюшку.

— Не скажешь ли, любезный, где мне сыскать господина Вульфрама? — поинтересовался монах, улыбаясь шулеру, словно лучшему другу.

— Вот его хижина, — отворачиваясь, буркнул Ульва. — Правда, не спеши стучать — отобьешь руки.

— Что так?

— Нет дома Вульфрама. И не было уже дня три, а то и поболе.

— Да-а… — заугрюмился монах. — А я так на него рассчитывал… Послушай-ка! — Он решительно схватил за рукав собиравшегося уходить парня. — А может, и ты мне поможешь кое в чем? Не за так, конечно. Есть тут у меня одно дело…

Ульва собрался было послать его подальше, да вдруг неожиданно передумал. В конце концов, чем черт не шутит? Не удалось использовать старика, так Господь — или дьявол — послал монаха. Интересно, что у него за дела со старым язычником?

— Ну, так и быть, — нелюбезно буркнул Ульва. — Говори свое дело.

— Не здесь, любезнейший, — заулыбался монах. — Пойдем-ка… э… да ты и сам, верно, знаешь местечко, где можно будет поговорить без помех?