Андрей Посняков - Черный престол

— Кто ты? — сдерживая стон, осведомился Ярил.

— Я Любима. Дочка Зверина с Копырева конца.

— А, так ты киевская! Я тоже оттуда. — Девушка замерла.

— А что, Киев рядом? — оглянувшись на двор, шепотом спросила она.

— Рукой подать, — кивнул Зевота, вернее, попытался кивнуть, — сделать это, лежа на животе было довольно сложно.

— Рукой подать, — как эхо повторила Любима. — Но ведь хозяйка говорила…

— Хозяйка — это та огромная бабища? — забыв о боли, перебил Ярил. — Где она? И где Мечислав? Ну, такой мужик, похожий на медведя.

— В доме, наверное, спит, — сообщила девчонка. — А хозяйка на дворе. Есть еще две девки, помощницы, Онфиска с Лобзей, так те на реке, там же и две мои подружки, а собака, Орай, на пастбище.

— Это плохо, что собака, — протянул Ярил и снова застонал.

— Больно? — участливо спросила Любима. Парень ей нравился: тонкий, смуглокожий и, по-видимому, ловкий, со светлыми волосами и губами потрескавшимися, чуть припухлыми, словно бы совсем детскими. Вообще, по возрасту он, вероятно, был ровесником девушки, ну, может, чуть старше, однако выражение лица его, а особенно глаза — непонятно какого цвета, видно только, что вроде бы темные, — было вполне независимым, взрослым, даже с некоторой долей нахальства.

— Ты красивая, — неожиданно улыбнулся парень. — Жаль, проживешь недолго.

— Почему это? — обиженно встрепенулась Любима.

— Убьют они вас, — убежденно прошептал Ярил. — Тебя и подруг твоих, про которых ты говорила.

— Убьют? Но за что?

— Тебя — за то, что меня видела, а подружек — за компанию. Ну а меня… — Ярил тяжело вздохнул. — Не нужен я боле Мечиславу-людину и братству, а чтоб он кого ненужного в живых оставил — ну уж нет, за Мечиславом такое не водится.

— Так убежал бы давно и от братства, и от Мечислава этого! — Любима вытрясла на ладонь последние остатки масла.

— От них не убежишь, — мрачно произнес Ярил. — От них один выход — смерть.

— Так ты не жди ее, смерти! Беги сегодня же, и мы… и мы с тобой, ведь ты говоришь, что Киев близко! Знаешь дорогу?

— Дорогу-то знаю. Только Киев не так близко, как ты думаешь. Да и там — везде Мечиславовы люди.

На глазах у парня — или Любиме лишь так показалось? — предательски навернулись слезы.

— Тебя правда убьют? — помолчав, тихо спросила девушка.

Ярил усмехнулся:

— Конечно, не хотелось бы верить, но, похоже, попал я, как кур в ощип.

— Мы поможем тебе, — твердо заявила девушка. — А ты поможешь нам.

На улице послышались шаги Любомиры.

— Не прощаюсь, — одними губами прошептала Любима. Она еще не знала, как спасти этого несчастного и совсем незнакомого парня. И также не знала, как вырваться отсюда самой. Знала одно: судя по всему, хозяйка-то сегодня расслабилась! Другого такого случая, возможно, долгонько придется ждать.

Вернувшись к реке с корзинкой и туесами, Любима, улучив момент, переговорила с Ладиславой. Речку, по обоюдному согласию, решили пока в планы не посвящать — мала еще да простовата. Как бы вот только выбраться отсюда.

Нельзя сказать, что девчонки не размышляли над этим, — нет, о побеге подумывали еще с первого дня, когда, отстав от ребят, заплутали в лесах и неожиданно набрели на усадьбу, превратившуюся в узилище. Да только вот было не выбрать момент — уж слишком подозрительной оказалась хозяйка, а ее девки вообще поначалу смотрели словно цепные псы. Да и пес еще этот… Орай. Ну до чего же злобная псина!

И признает, тварь, только хозяйку. Девок и то редко слушается. Что же делать-то?

— Думать надо, — нагибаясь за очередным подосиновиком, прошептала Ладислава. — Я приметила, хозяйка наша в настроении сегодня хорошем, мужика заезжего брагой поит, неужто сама не попробует? А потом… Любима, у вас растет сон-трава?

— Сон-трава? Конечно, растет. К воде ближе…

— Так вот и иди, ищи!

— Думаешь, выгорит?

— Не думай, делай.

К полудню Мечислав-людин наконец-то проснулся. Осмотрелся, увидав Любомиру, осклабился:

— Чегой-то задремал я, люба.

— Ничего, — улыбнулась та. — Сейчас пообедаем. Крикну только девкам, чтоб принесли с погреба квасу…

Сытно пообедав тем, что осталось от завтрака, Мечислав с Любомирой испили холодненького кваску и… и сами не заметили, как постепенно очертания предметов вокруг стали расплывчатыми, зыбкими, как смежились веки, а головы стали тяжелыми, словно колокола в храмах распятого Бога. Так и уснули. Квас-то из подвала носила Любима. И к речке она не зря ходила — отыскала-таки сон-траву.

Выйдя во двор, Любима незаметно кивнула подруге. Та, взяв у нее крынку, сделала вид, что пьет. Булькала громко, так, что сидевшие тут же, на улице у березок, хозяйские девки недоуменно воззрились на нее:

— Ишь, хозяйский квасок хлещет! А кто бы это ей разрешил?

— Тетушка разрешила. — Ладислава оторвалась от крынки. — Сказала, угости, мол, всех.

— Так ты и угощай, не хлещи в одну-то харю! — поднялась на ноги Лобзя. — А ну, дай сюда крынку!

Вырвав у Ладиславы горшок, она присосалась к нему с жадностью жителя пустыни, никогда не пившего вдоволь. Выхлестав полгоршка, довольно вытерла рукавом губы:

— На, испей, Онфиска!

Онфиска допила оставшийся квас одним могучим глотком, после чего злобно швырнула опустевшую крынку в Ладиславу:

— Одна хотела всё выжрать? У, змея!

Если б девушка не пригнулась, крынка бы точно попала ей в голову. Надо признать, метала Онфиска метко.

Потянувшись, обе девицы прилегли на траве под березками. Подозвали Любиму:

— Пой песню. Ту, грустную. Только негромко. — Затем обернулись к Ладиславе: — А ты у амбара постой. Как покажется тетушка, крикнешь.

Солнышко так ясно светило, по голубому небу бежали облака, такие белые, пушистые, мягкие, точно сено.

— Ой, Лобзя, хорошо-то как! — заложив под голову руки, широко зевнула Онфиска. Лобзя ничего не ответила ей — уже давно спала, как убитая. Вскоре уснула и Онфиска. Храп раздавался — аж листья на березах дрожали!

На пастбище лениво лаял Орай.

— Как бы он за нами не увязался, — опасливо оглянулась Любима.

Ладислава положила руку на плечо подруги:

— Не должен. Орай — пес умный, сказано ему стадо охранять, он и охраняет. Вот только во время погони, как очухаются…

Девушка неожиданно замолчала, поскольку в голову ей пришла одна не очень хорошая идея. Впрочем, для них-то она была бы хорошей, а вот что касается этих, спящих… Убить их всех — и дело с концом! И не надо думать ни о какой погоне! Спокойно, не торопясь, дойти до Киева… Но для этого надо убить. Спящих. Женщину, мужчину и двух туповатых, но незлобивых девок, по сути не сделавших беглянкам ничего плохого. Убить… Обязательно надо? Да и как это сделать? Задушить? Заколоть вилами? А хватит ли сил? Хватило, если б нужно было бы лицом к лицу защищать свою жизнь, а чтоб вот так, спящих…