Андрей Посняков - Ладожский ярл

— Устал, аки пес, — пожаловался ярл Сельме. Та, в длинном синем сарафане, заколотом золотыми фибулами, с волосами, уложенными на макушке в затейливый узор, улыбнулась, присела на скамью рядом. Сквозь небольшое оконце хмурилась уже светлая северная ночь, надоедливо зудел комар — Хельги прихлопнул его на шее, прикрыл ставней оконце. Обернулся к супруге, обнял, чувствуя под сарафаном молодое горячее тело, прошептал:

— По нраву ли подарок?

Сельма кивнула.

— Что не надела?

— Надену, — шепнув, супруга исчезла за дверью. Ярл улыбнулся, довольный домашним уютом — смертью для настоящего викинга, чей дом — корабль-драккар, а ложе — холодные волны. Впрочем, Хельги давно уже поступал так, как хотел, лишь для вида учитывая обычаи, от которых нельзя было совсем отмахнуться — не поняли бы его люди. Приходилось сдерживаться….

— Ярл, — тихонько позвала вернувшаяся супруга… Сердоликовое ожерелье тускло поблескивало в желтом свете свечи. Кроме ожерелья, на Сельме ничего не было.

— Иди же сюда, о мой ярл, — опускаясь на ложе, женщина протянула руки.

— Иду, — шепотом ответил Хельги, на ходу стягивая тунику.

В эту же ночь входил с Варяжского моря в широкую Неву-реку черный, украшенный на мачте посеребренным навершьем кнорр, принадлежащий скирингссальскому купцу Ульфу Бондарсену. Корабль шел не в одиночестве — купец не любил рисковать и отправился в Альдегьюборг вместе с другими. Пусть даже и конкуренты — что с того? Хватает в прибрежных шхерах и данов, и фризов, и прочего разбойного люда, что явно не прочь ограбить более слабого. Ну а несколько кнорров плюс драккары — сила. Попробуй — тронь. Вот и не пробовали — себе дороже будет. Спокойно переваливались на волнах суда — шесть кнорров и три драккара — корабль Ульфа Бондарсена в числе прочих. На задней надстройке, накрывшись от волн и ветра рогожей, спал целый день странный молодой парень с бритой наголо головой. Днем спал, ночью бодрствовал. Действительно, странный. Нашлись было охотники задирать его, как проснется вечером, да не на того напали. В ответ на явное оскорбление парень с неожиданной прытью схватил весло и проломил череп обидчику, после чего замахнулся и на других, едва успокоили. Странного пассажира после этого случая предпочитали не трогать и вообще стали считать берсерком. Даже страдавший излишним любопытством купец Ульф перестал расспрашивать парня о цели пути. Ну, плывет себе и плывет в Альдегьюборг, видно — изгой, поди, убил какого-нибудь родича, да ему-то, Ульфу, какая разница? Серебром за путь заплатил, хоть и одет бедно, а уж где он то серебро взял — Ульфа никак не касается. Цыкнул купец на команду, да те и сами не трогали больше парня, во-первых — побаивались после того случая с веслом, во-вторых, привыкли к его постоянной дневной спячке, ну и, в-третьих, он больше не казался им таким уж непонятным, ясно всем стало — раз берсерк, значит, преступник, натворил чего, вот и скрывается, где подальше, Альдегьюборг для этого — самое подходящее место. Вот и сейчас, когда заметно стемнело — хоть и светло было, как всегда поздней весной в этих широтах, — парень-берсерк проснулся. Потянулся, зыркнул по сторонам черными вспыхнувшими глазами. Подошел к купцу:

— Скоро ли Альдегьюборг?

— Скоро, — купец указал куда-то вперед, — там, за излучинами — Нево, озеро-море. Дальше по нему пойдем, затем и Волхов, река широченная, у вас, в Халогаланде, таких нет.

— Сколько дней еще? — нетерпеливо спросил парень.

— Как ветер, — уклончиво отозвался купец. Берсерк — звали его Варг — усмехнулся. Всю ночь он простоял на корме, смотрел на волны и сливающееся с ними светло-серое небо. Крича, кружились чайки, ныряли вниз за добычей, с низкого берега ветер приносил затхлый запах болот. Едва забрезжило солнце, Варг завалился спать, укрывшись рогожей. И кого он, интересно, убил? И от кого бежит? Ульф покачал головой — не его дело.

В Альдегьюборг пришли к полудню, висевшее над рекой солнце слепило глаза. Если бы не взятый на Вороньем мысу лоцман, сложно было бы видеть фарватер, да и так нелегко. Осторожно маневрируя, тяжелые кнорры, груженные медью и фризской тканью, подходили к причалам. Собравшаяся на берегу толпа выкрикивала приветствия, кое-кто даже кидал вверх шапки — у многих купцов здесь жили знакомые и друзья. Ульф тоже замахал руками, увидев на берегу, у причала, Торольва Ногату, старого приятеля и компаньона. Торольв — толстопузый, осанистый, важный — стоял на берегу, кутаясь, несмотря на жару, в длинный ярко-зеленый плащ, богато расшитый золотыми листьями. Чтоб все видели — не голь-шмоль какая-нибудь, а человек уважаемый, богатый. Кнорр тяжело ткнулся бортом в причал, свистя, полетели на берег канаты. Проснувшийся берсерк, выпучив глаза, таращился на берег, словно видел такое впервые. Ульф, взглянув на него, усмехнулся. Вполне может быть, что и впервые, — кто знает, из какой глуши выбрался этот странный парень.

Вокруг стоял шум, люди толкались, кричали, ругались, выискивая знакомых и стараясь первыми справиться о привезенных товарах.

Истома Мозгляк сунулся было в толпу, но, подумав, тут же поднялся обратно к амбарам, ну его к лешему, отдавят еще ноги. Лучше уж помаячить тут, на виду, тем более что хозяин предупреждал: тот, кому нужно, сам подойдет к Истоме. Что ж, сам так сам, тем лучше. Мозгляк цепко шарил глазами в толпе гостей. Вот прошли трое, веселые, явно в корчму, вот еще несколько человек — туда же, вот известный ладожский богатей Торольв Ногата с приятелем-варягом. Что-то обсуждают, клянутся в честности, а сами так и норовят обхитрить друг друга. Вот несколько вооруженных мечами и копьями воинов, целый отряд — видно, прибыли наняться на службу. Какие-то растерянно озирающиеся женщины — обещал кто-то встретить, да не встретил? Хотя, нет, вон, углядели уже кого-то. Бегут, бегут с холма родственнички, машут руками. Вот еще один неприкаянный — совсем молодой парень. Светлоглазый, голова бритая, одет не поймешь во что — кожаные старые башмаки, кое-как подвязанные ремнями, разорванная на груди туника, усыпанный металлическими бляшками пояс с крупной литой пряжкой с надписью непонятно какими буквицами. Штаны уж совсем бедняцкие — светло-синие, выгоревшие, как бывает у дешевых, крашенных голубикой плащей, в таких штанах стыдно ходить викингу. Впрочем, парень, похоже, и не викинг — так, простой варяг, подавшийся в Альдегьюборг в поисках счастья. Лучше б в дружину к кому подался, дурачина, не пилькал бы сейчас глазами, не оглядывался…

Истома озадаченно покрутил головой. Что-то никто к нему так и не подошел. Ну, не подошел так не подошел. Хозяин, Дирмунд-князь, велел ждать, так, значит, ждать и надо. Чай, не последний караван из-за моря. Будут и еще варяги, ужо потянутся в Ладогу, словно грачи весною. Истома натянул на голову круглую, шитую мелким бисером шапку и пошел в город, не обращая больше внимания на прибывших. Мало он у амбаров маячил? На самом, можно сказать, видном месте. Неуютно себя чувствовал: а вдруг узнает кто из обиженных по старым делам? Слава богам, обошлось. Ну, а как в следующий раз — там видно будет. Мозгляк прибавил шагу, проходя мимо таращившегося во все стороны лысого парня, у которого в толпе уже срезали пояс! Вот тетеря! Ну а ладожане-то каковы? На ходу подметки рвут. Интересно, это люди Кобылы или какие-нибудь пришлые? Хорошо б, если Кобылы, таких ушлых можно неплохо использовать. Хотя, конечно, не станет ими делиться корчмарь — самому пригодятся. Что ж, его понять можно, Истома и сам бы точно так поступил. Однако молодцы — вон как плотненько обступили бритоголового, незаметненько эдак оттесняют к ельнику, а там — по темечку, да обшарят всего — знать, в поясе-то ничего не было зашито. А раз не в поясе — так за пазухой, дураку ясно. Ну, иди, иди, глупый… Мозгляк усмехнулся, услышав в ельнике приглушенный вскрик — достали все ж таки, лиходеи.