Андрей Посняков - Ладожский ярл

— Я схожу гляну?

— Давай, — кивнул Твор. — Только быстро.

Ильбез и в самом деле оправдывал свое имя — «Рысь» — передвигался бесшумно, быстро, прячась за деревьями и кустами, осматривался настороженно, словно был готов в любой момент выпустить острые когти. Вот он совсем исчез из виду, и Твор на всякий случай снял с плеча лук. Зашуршала трава — Твор с парнями чуть отошли в сторону, переглянулись. Старшой тихонько свистнул. Тут же послышался ответный свист, и из травы показался Ильбез.

— Точно, не Змеяновы люди, — вполголоса доложил он. — И вообще не наши — одеты чудно, похоже — варяги.

— Варяги? — переспросил Твор. — Что им делать у Змеяна? Здешние места слишком уж далеки от обычных торговых путей.

— Так, может, у самого Змеяна про них и спросим? — предложил самый молодой. Твор усмехнулся:

— Лучше чуть погодим. Друзья Змеяна еще не обязательно друзья Келагаста. Кильмуйский староста — себе на уме, предупреждал о том Келагаст, да вы и сами слышали. Выходит, Змеян водит дружбу с варягами? Проверить бы… Что-то не видно вокруг косарей, да и рыбаков на реке.

— Может, за рощицей они? — Ильбез кивнул на ольховые заросли и вопросительно взглянул на старшого.

— Охолони, — строго приказал тот. — Обождем чуть. Как покажутся чужаки у мосточка, тогда и сбегаешь к рощице. Знакомые у тебя здесь есть ли?

— Да есть, как не быть.

— Вот и поговори, коли встретишь. Про нас не рассказывай, про варягов — вызнай. Так, за беседой. Зачем пришли, откуда, да часто ли заходят? А там и решим — заходить в гости к Змеяну аль домой топать.

— Сполню, дядько Твор.

Все четверо улеглись на склоне холма, за кустами, внимательно наблюдая за извивавшейся внизу тропинкой, ведущей к мосткам через неширокую, громко журчащую по камням речку с коричневой торфяной водицей. Долго ждать не пришлось — едва устроились, как показались из-за ольховых зарослей чужаки.

— Да, видно, и вправду варяги, — тихо протянул Твор, рассматривая высокого молодого мужчину в темно-голубом богатом плаще. — Ну, можешь идти, Ильбез!

Ильбез проворно спустился с горушки. Он вернулся быстро — выскочил из травы, словно ошпаренный крутым кипятком:

— Они все убиты!

— Кто?

— Косари, пастушата, бабы с ведрами, — одними губами перечислил Ильбез. — В основном — стрелами, но некоторые и мечом порублены.

— Вот как, значит? — Твор немного подумал. — Ин ладно, возвращаемся по-тихому. Келагасту расскажем, что видели.

— Так, а может, в селище зайти?

— К варягам в гости? — Твор усмехнулся. — Нечего нам там делать, все ясно и так. А к покосу свернем, посмотрим — все одно по пути.

Он махнул рукой, и люди наволоцкого старосты Келагаста бесшумно спустились с холма.

Войдя в распахнутые ворота селища, Хельги чуть было не схватился за меч — прямо на него упал прислоненный к воротной створке труп сторожа, пронзенный длинной черной стрелой с перьями ворона. Чуть слышно выругавшись, ярл отодвинул мертвое тело в сторону и направился к избам, вокруг которых во множестве валялись убитые. Змеились в пыли вывалившиеся из вспоротых животов сизые кишки, над черными лужами уже успевшей подсохнуть крови вились зеленые мухи. На длинном шесте, прибитом к недостроенной избе, покачивалась отрубленная голова с длинной седой бородою.

— Это Змеян, староста, — опасливо покосился на голову Дивьян.

— Да, похоже, никого в живых не осталось. — Найден внимательно осматривал убитых.

— Смотри, ярл — кровавый орел! — закричал вдруг Никифор, переворачивая сапогом обнаженный труп молодой женщины. — И там тоже. — Он кивнул на заваленный мертвыми телами двор. — И там.

— Развлекались, как могли, — вздохнув, заключил Хельги. — И напали с разных сторон. Часть отряда расправилась с косарями и теми, кто был в долине, а в это время другой отряд внезапно нагрянул с севера. Интересно только, как они так точно сговорились.

— Гонец.

— Нет, слишком долго бежать…

— Значит, зеркало, вернее, маленький, начищенный до блеска щит, — взглянув на солнце, предположил Никифор. — Я видел, как используют их в городе Константина.

Хельги с уважением взглянул на него — все ж таки, выходит, не зря взял с собою.

— Поди-ка сюда, князь! — высунулся из дальнего сарая Найден.

Хельги и последовавший за ним монах вошли в темное невысокое помещение. Амбар. Крепкий и достаточно просторный для хранения всяких припасов. Хотя — нет, все ж таки не амбар, а овин — вон под ногами сложенный из камней очаг для сушки злаков и намокшего сена.

— Там, в углу, — тиун показал рукой.

Ярл подошел ближе. Два голых отрока с круглыми от ужаса глазами и перерезанными шеями. Руки их были связаны.

— Думаю, кто-то сначала использовал их как женщин, а уж потом убил, — шепотом высказал мысль Никифор.

Хельги обернулся к монаху:

— Когда-то так поступал Лейв Копытная Лужа. Но он давно сгинул в болотах.

— Сгинул? — Никифор усмехнулся. — На все воля Божья. Меня очень беспокоит вопрос — почему убийцы не замели следы? Ведь, казалось бы, поджечь — чего уж легче? Дни стоят сухие — вспыхнуло бы враз, и ничего бы мы тут не увидели. Так нет, как нарочно, оставили все как есть — глядите, мол, какие мы!

— Именно для этого и не подожгли, — кивнул головой ярл. — Как не сожгли зимою и усадьбу старика Конди, и несколько погостов на Капше-реке.

— Кажется, я понял тебя, ярл. — Монах нахмурился. — Кто-то хочет настроить местных против тебя и твоего правления!

— Хочет? — неожиданно горько расхохотался Хельги. — Не просто хочет, а очень сильно хочет! Прямо из кожи вон лезет. Не случится ли вскоре какой-нибудь праздник, общий для всей местной веси? Ну, когда ходят друг к другу в гости целыми селениями, водят хороводы, присматривают невест.

— Вообще, к осени у многих народов бывают такие игрища, — кивнул Никифор. — Но чего гадать? Давайте спросим у нашего парня. Дивьян — так ведь его зовут?

— Да, Дивьян, — отозвался ярл, вышел на улицу, подозвал отрока.

— Праздник? — поначалу не понял тот. Потом сориентировался, улыбнулся даже. — Да, будет такой скоро. Дожинки — окончание жатвы. Большой праздник, людный. Помнится, мы почти всем родом хаживали на лодках к Келагасту, и сюда, к кильмуйским… потом и они к нам приходили.

— И я такой праздник помню, — улыбнулся Найден. — Правда, наш род близ Ильмень-озера жил, но тоже жнивье праздновали. Оспожники — так называли праздник. Песни пели: «Жнивка, жнивка! Отдай мою силку на пест, на колотило, да на молотило, да на криво веретено!» — Напев, тиун вдруг смущенно опустил глаза.

— Раз праздник, следует и сюда ждать посланцев, — промолвил Никифор. — Если уже не приходили.

— Нет, не приходили, — мотнул головой Дивьян. — Коли б были уже — так погребли бы мертвых. Вот и нам бы… — отрок вздохнул.