Александр Афанасьев - Наступление. Часть 1

Гейтс помолчал.

— Боюсь, нас ожидает война.

— Почему же?

— Потому что и мы и русские на последнем издыхании, сэр, это хорошо видно. Мы слишком много вложили в противостояние, чтобы закончить его чем то кроме победы. Они — тоже. Их экономика намного лучше, чем наша приспособлена к сложным и тяжелым временам.

— Вы считаете, что наша экономика в сложной ситуации? — снова начал заводиться Буш.

— Сэр, деньги моего пенсионного фонда вложены на Уолл-стрит [19] Так называемый План 121К — человек сам откладывает себе на пенсию, это деньги идут по низконалоговому режиму, вкладываются на Уолл-Стрит , — исчерпывающе ответил Гейтс.

Судья почувствовал, что надо заканчивать — он провел немало судебных заседаний и знал, когда надо заканчивать.

— Последний вопрос, Боб. Кто из русских менее приемлем для нас на посту генерального секретаря партии.

— Гейдар Алиев — не задумываясь ответил Гейтс.

— Вот как? Я думал вы назовете кого-то другого. Громыко, к примеру — я правильно произношу? И потом — я слышал, что Алиев не при делах, ему дали отставку.

— Для всех для нас будет лучше, если это так и останется, сэр. Алиев чрезвычайно опасен для нас, сэр, это самая опасная для нас кандидатура, и британцы приложили немало усилий, чтобы разделаться с ним.

— Чем же он так опасен?

— Многим, сэр. Во-первых — он генерал-майор государственной безопасности. Более того — он сторонник Андропова — или считается что он сторонник Андропова, значит большая часть КГБ априори будет за него. Во-вторых — он имеет значительный опыт работы в промышленности, в хозяйственном комплексе, значит, за него могут выступить и хозяйственники в аппарате ЦК, а это значит больше, чем принято представлять. В третьих — он известен как противник Горбачева, а это многое сейчас будет значить. В четвертых — он хоть и азербайджанец, но длительное время работал в Москве, с русскими. В пятых — он сильный специалист по Востоку, как раз по тем странам, на какие мы делаем сейчас основную ставку в борьбе с русским медведем. Но самое плохое не это…

Гейтс замялся, хлебнул кофе.

— Самое плохое, сэр, что он все таки азербайджанец, восточный человек. Нацмен — как говорят русские, у них есть такое выражение, подобное нашему «ниггер». У него есть целая республика, готовая его поддержать как своего, он может черпать оттуда и кадры и поддержку, вне зависимости от того, как он там правил. На Востоке любят сильную руку, сэр, уважают волю в сочетании с жестокостью — а Гейдар Алиев проявил себя именно таким человеком в Азербайджане, сильным и жестоким. Вероятно, такой человек может пригодиться и всей России, Россия всегда становится слабее, когда смотрит на Запад, и всегда набирает сил, когда смотрит на восток, это все-таки восточная, а не западная страна. Если русские бросят соревноваться с нами и повернутся на Восток, как следует повернутся — у нас не останется никакого пути, кроме как применить силу. Из всех правителей советской империи я могу припомнить только одного человека, с которым можно сравнивать Алиева, и этот человек тоже родом с Востока. Его звали Иосиф Виссарионович Сталин, сэр. Если Гейдар Алиев вернется во власть — боюсь рано или поздно нам придется иметь дело со вторым Сталиным.

От упоминания Сталина настроение упало у всех в этом кабинете.

Когда за Робертом Гейтсом закрылась дверь, Буш тяжело вздохнул.

— Знаете, что самое мерзкое во всем в этом?

— Что? — спросил судья.

— То, что он прав.

Ближе к утру пошел снег. Настоящий, редкий для Москвы последнего времени снег — в последнее время в Москве царствовала слякоть. В последние ночи столбик термометра колебался в промежутке от минус пяти до нуля, под ногами хлюпала грязь, кое-где из-под белого в траурных черных разводах городской грязи снега проглядывала сырая, напитавшаяся водой земля. А сейчас — ночью тихо пошел снег, маленькие белые снежинки кружились в напитанном сыростью воздухе, ложились на землю, одна за другой. Сначала они таяли, не в силах противостоять слякоти, мутной сырости земли — но потом морозный северный ветерок сделал свое дело. Подернулись ледяной коркой лужи, дохнуло морозной свежестью — а снег все продолжал и продолжал падать. И уже не таял.

Кто сказал, что мороз — это плохо? Главное — чтоб к месту, зимой — а не в пору весны, когда земля освободилась от сковывающего ее ледяного панциря, и на свет один за другим упорно лезут, пробиваются ярко-зеленые ростки жизни.

Народу дали лишний выходной, отчего он обрадовался, а еще больше он обрадовался от того, что в магазинах опять появилась водка. Не так как раньше, конечно — восемнадцать рублей бутылка «рабоче-крестьянской», с бело-красной этикеткой, и двадцать четыре — зелененькая, Московская, экспортная. Дорого — но по крайней мере есть, у таксистов по ночам по таим же ценам брали, а то и похлеще. Поскрипел рабочий народ за столами — поскрипел, да и решил, что все-таки это хорошо. Потому как раньше деньги в карман жуликам шли, да кооператорам — а сейчас государству. Когда государству, оно как то… не обидно, не чувствуешь, что на тебе наживаются. Примерно так.

Подморозило и в министерстве обороны. Старый — новый министр повел свои дела круто, даже не так как раньше — хотя про строгость Соколова знали все. Двадцать шестого на работу — принимать дела, тут же, почти в приемной подмахнул несколько новых назначений, продиктовал — и подмахнул, ни с кем не согласовывая. Первая рокировка — ожидаемая надо сказать — на сороковую армию поставили Дубынина, Громова — в Москву, заместителем министра обороны, причем без указания полномочий и никого не снимая — то есть на новую, даже без разработанных должностных обязанностей должность. Второе назначение — с введением новой должности — шокировало всех: маршал Советского Союза Николай Васильевич Огарков из простого инспектора Группы генеральных инспекторов МО СССР становился советником министра обороны СССР. Третье назначение — опять-таки и ожидаемое и неожиданное — на должность начальника ГРУ ГШ возвращался вышвырнутый вместе с ним, с Соколовым — генерал армии Петр Иванович Ивашутин.

Дела принимались недолго — благо Соколов обнаружил, что новый министр обороны в них особо и не вникал-то. Зайдя в приемную, новый министр демонстративно заглянул в папку «к докладу», у этого министра полупустую — и в этот момент из кабинета показался Язов. Немая сцена закончилась тем, что маршал Соколов оставил в покое папку, ответил на рукопожатие и прошел в кабинет. История в очередной раз бросила наугад свои непредсказуемые кости — теперь переезжать в «паноптикум», в один из кабинетов группы генеральных инспекторов МЛО предстояло уже Язову.