Александр Афанасьев - Наступление. Часть 1

Оставив радиста сражаться со своим железом, майор мрачно взглянул вперед. Голые склоны — внизу снег, на котором они выделяются, как насосавшиеся крови вши, вверху — снега нет, гола вылизана до черноты студеным афганским зимним ветром. Ни единой возможности укрыться — горы совершенно голые, ни валунов, ни деревьев, ничего. Мерзлая земля… если ставить заставы — придется либо занимать позиции, которые раньше занимали моджахеды… должна же у них там быть какая-то налаженная система укреплений, либо делать свои, но землю нельзя копать, ее придется взрывать. А взрывчатки у них было немного.

Чтобы втянуться в ритм тягла, тяжелой и неторопливой ходьбы в гору, когда от недостатка кислорода и тяжелой нагрузки горят легкие, майор начал напевать под нос примитивную песенку про Винни-пуха, стараясь ни о чем не думать. Это помогало.

Бандиты отсиживались недолго — заунывный вой минометных мин заставил всех броситься за землю. На мерзлой земле в нескольких местах встали черные султаны разрывов.

По крайней мере один — лег аккурат по колонне.

— Ложись!

Команда была запоздалой — все уже легли. Пригибаясь, куда то в голову колонны побежал санитар.

Майор, перебрался, не вставая с земли, ближе к рации, впереди уже стучал пулемет — то ли корректировщика нашли, то ли еще что.

— Починил?

— Нет! — солдат, черт знает как выдерживающий на своем горбу тяжесть рации, судорожно хватал ртом воздух — нет связи, тащ майор.

— Как хочешь, но чтобы связь была!

В воздухе снова траурно завыло.

Под минометным обстрелом, они попытались продвинуться дальше — но попали и под пулеметный огонь. Душманы, подтянув два крупнокалиберных пулемета и быстро перемещая их, вели огонь снизу вверх, подавить пулеметы никак не удавалось. Почти не видно было даже и самих душманов — они находились не на горном склоне, а на каких то заранее отрытых позициях.

Подниматься в атаку в таких условиях было бы безумием.

Удалось только одно — выйти на связь с командованием операции и запросить поддержку. Погода была как назло нелетной — поэтому опять работала только артиллерия. В полку было сразу несколько приданных корректировщиков огня, их совместными усилиями удалось загнать духов в норы, но при попытке продвинуться дальше — по позициям мотострелков снова открыли огонь. Стало ясно, что ни о каком выходе на перевал сегодня не может идти и речи.

Прапорщик воздушно-десантных войск Вячеслав Иванович Ткач, замерзший, голодный и очень злой плюхнулся за валун, большой валун, который лежал тут уже несколько веков, и еще столько же пролежит, если никто не своротит его выстрелом РПГ или зарядом взрывчатки, на мгновение закрыл глаза, задержал дыхание — хоть минуту, хоть несколько секунд передышки. Раскатистый треск пулемета духов, того самого что запирал их роте выход к перевалу, вернул его в беспощадную, вымороженную ледяным ветром реальность. Это был Афганистан. Была провинция Хост. Был четвертый день боев, в ходе которых он потерял в роте двоих убитыми и продвинулся вперед на три километра. Осталось немного — но путь преграждал этот самый пулемет…

Кстати, оттуда, с позиции на него могут просто сбросить гранату. И если им повезет, если метателя гранаты не снимет снайпер, то граната может упасть прямо ему на темечко.

Ну и хрен с ним. Хоть отдохну…

Слезящимися от ветра и недосыпа глазами осатаневший прапорщик посмотрел на часы — четырнадцать часов, восемнадцать минут. Время еще есть. С этой мыслью он достал пачку патронов, распотрошил ее и, отогрев во рту пальцы начал снаряжать расстрелянные магазины к своему РПК. Он сам не знал, зачем он это делает — просто впереди могло быть всякое, и магазины лучше держать снаряженными. Черт знает, когда еще возможность выпадет…

Их рота, от которой он оторвался в ходе своего рискованного броска вверх по склону под градом пуль метров на пятьдесят — сейчас залегла на каменной, продуваемой всеми ветрами осыпи, остановленная точным пулеметным огнем из гнезда, с господствующей высоты. Там было построено что-то типа позиции, защищенной камнями, с проделанными бойницами для стрельбы. Хуже всего было то, что позиция эта прилепилась к горному склону, и была защищена от минометного обстрела нависающим над ней скальным карнизом — одна мина уже попала прямиком в этот карниз, но обрушить его не смогла. Не дал ничего и двухчасовой снайперский обстрел — только один из снайперов, сержант Нефедов заявил, что он возможно в кого-то и попал. А вот духам во время этого обстрела удалось записать в свой актив лейтенанта Татарских — пуля БУРа, возможно с оптическим прицелом развалила голову лейтенанта пополам, стоило ему чуть высунуться из-за своего укрытия и попытаться воспользоваться биноклем. Командование принял на себя старший прапорщик Биденко, он предложил единственный разумный выход в такой ситуации — подобраться поближе и забросать гранатами. Но поднявшаяся в атаку рота была остановлена пулеметным огнем, потеряв еще одного двухсотым и четверых — трехсотыми. Только Ткачу удалось проскочить под пулями дальше, чем остальным — но на дальность броска гранаты он так и не вышел. Для того, чтобы забросать укрепление гранатами — ему надо пройти еще метров семьдесят, а это, плод огнем как минимум двух пулеметов, и одного снайпера — нереально.

Пуля щелкнула по валуну, потом еще одна. Духи пристреливаются. А вот это уже похуже — граната! Граната грохнула выше, валун задерживал направленные в него осколки — но его осыпало камнями. Если он не прорвется вперед, прорвется под пулями — рано или поздно они либо сбросят-таки на него гранату, либо — ударят по валуну из РПГ, и будут бить, пока валун не сдвинется и не раздавит его. Мало ли, как он держится — может, на соплях?

Надо было что-то делать, прямо сейчас.

Под пулями…

В стрелков не попадешь — малы амбразуры. Ему не дадут лежать и выцеливать их через эти амбразуры — при такой попытке его порвет снайпер.

Под пулями. Под ливнем пуль.

Он должен поразить стрелков.

Снова визгнул рикошет, противно визгнул, как стеклом по стеклу, до души проняло.

И тут он понял — рикошеты!

Если рикошеты опасны для него — они опасны и дли них тоже!

С этой мыслью прапорщик, высунулся из-за валуна и начал стрелять по скальному балкону, нависающему над позицией пулеметчика, выбивая искры из бурого прочного камня — раз, другой третий. Должен же он заткнуться тот проклятый пулемет…

И он замолчал.

— Ура… — заорали сзади.

Прапорщик не успел даже сориентироваться. Молодежь, новый призыв, пороху не нюхали…