Валерий Большаков - Агент

Миновав Нарвские триумфальные ворота, колонна свернула направо и там, возле Сухопутной таможни, приняла первый свой бой — из ворот выбежали красноармейцы, числом не менее сотни. То ли желая проскочить Петергофское шоссе, то ли пробуя ударить по путиловцам с флангов, они бросились наперерез «Руссо-Балтам».

— Гони! Дави! — закричал Кирилл, тарабаня по кабине. Обернувшись, он крикнул: — Так и будете стоять, пока вас не перебьют? Огонь!

Один из красных, с натугой держа «льюис», дал длинную очередь. Пули просвистели над самыми головами, сшибая голые ветки с деревьев. Тут только рабочие и разглядели «классового врага» — загремели трёхлинейки и берданки, хлёстко ударили браунинги. Пуля из маузера, выпущенная Авиновым, влепилась красному пулемётчику в лоб.

Потеряв с десяток человек, большевики рассеялись в переулках.

— Догоним? — разгорячился Люфт.

— Потом! — отмахнулся штабс-капитан.

Без происшествий доехав до Балтийского вокзала, где пыхал паром бронепоезд «Офицер», колонна пересекла Обводной канал по Варшавскому мосту и выехала на Измайловский проспект. Раза два по машинам стреляли из окон. В обоих случаях очереди пуль «дум-дум» вышибали стёкла вместе с рамами.

Слева, на Троицкой площади, открылась артиллерийская позиция, брошенная личным составом, — пушки смотрели во все стороны, зарядные ящики валялись где попало, раскатившиеся снаряды желтели тусклой латунью.

— Ваш-бродь! — крикнул Стратофонтов. — Надо бы прибрать!

— Цепляем! — согласился Авинов.

Взять прицепом три пушки да погрузить снаряды делом было минутным. Неожиданно со стороны Фонтанки на проспект свернул трамвай, запряжённый шестёркой битюгов.

Трамвай оказался «красным» — в разбитых окнах заколотились «максимы», щепя борта грузовиков. Закричали раненые путиловцы.

— Отцепляй! — заорал Кирилл, перепрыгивая через борт.

Пятеро путиловцев быстренько выкатили пушку. Удалявшийся трамвай сыпал очередями и одиночными, пули так и звякали по щиту, по лафету, выбивали искры из брусчатки, буравили слабую человеческую плоть.

— Саньку кокнули! — взвился крик.

— Заряжай! — яростно крикнул штабс-капитан.

Кузьмич, хэкнув, загнал унитарный. Артиллерист из Авинова был никакой, но уж по трамваю промазать…

— Огонь!

Пушка бабахнула, откатываясь и скребя по камню. Упала, подпрыгивая, дымившаяся гильза. Этого Кирилл не слыхал — в ушах звенело, зато взрыв, озвучивший попадание, был роскошен. Снаряд, пробив хилые борта трамвая, рванул внутри, вышибая двери и остатки стёкол, выбрасывая наружу трупы. Крыша с токосъёмником поднялась и опустилась, сквозь клубящийся дым прорезалось весёленькое пламя. Перепуганные битюги, храпя от ужаса, ускакали, оставаясь связанными цугом. [179] Цуг — вид упряжки, когда лошади идут одна за другой («гусём») или парами.

— Так их!

— Опять цепляй!

Выкатившись на берег Фонтанки, грузовозы [180] Так в то время называли более привычные нам грузовики. прибавили скорости. Проехав мимо Константиновского артиллерийского училища, колонна упёрлась в баррикаду. Защитников было не видать, но и проехать — не проедешь. Свернули на Забалканский проспект, а с Сенной площади выехали на Садовую. Так и добрались до Невского. Здесь шли уличные бои — большевики засели на балконах, на чердаках, палили из окон, из дверей парадных, строчили из подворотен. Бойцы в чёрной форме выкуривали их, бегая по этажам. «Марковцы!» — обожгло Авинова.

Проспект был буквально завален мебелью, бочками, брошенными автомобилями, спиленными столбами и деревьями — заготовками для баррикад. Тут и там, поверх обычного, затоптанного мусора, сверкали россыпи битого стекла. Пальба не прекращалась — лупили одиночными, пускали очереди из пулемётов, изредка доносились глухие разрывы гранат, а однажды грохнуло орудие. Возбуждённые людские крики метались по проспекту, эхо скакало рикошетом:

— На крыше! На крыше!

— Смерть буржуазии!..

— Заполучи, красножопый!

— Стреляй! Костя-а!

— В том окне!

— Ты слева, ты справа! Я прикрою!

— Он в подъезд ушёл, я видел!

— Гранатой его!

— Нельзя, там живут…

— Ося, хватай своих и дуй во двор!

— Проезжай, проезжай!

«Руссо-Балты» завили петли по Невскому, объезжая завалы и убитых. Дальше Знаменской площади проехать не получилось — Суворовский проспект, ведущий к Смольному, был перерыт, загромождён кучами земли и камня, шпалами, рельсами…

— По набережной бесполезно! — прокричал Люфт. — Там окопы!

— Слезаем! — крикнул Авинов. — Пройдёмся пешочком!

— А пушки? — огорчился Стратофонтов.

— На руках их тащить, что ли? — недовольно измолвил Кузьмич.

— Вперёд! Смотреть по сторонам! И бдить!

«Путиловская рабочая дивизия» двинулась на штурм Смольного, последнего оплота Советской власти.

Дома вокруг выглядели безжизненными — хозяева или затаились, пережидая очередную напасть, или сгинули. В проулках то и дело мелькали нижние чины Северо-Западной армии, по 6-й Рождественской выкатился броневик «Атаман», поводил башенками, да и отбыл — баррикады тут наворочали будь здоров, не по его колёсам.

— Не отставать! — повысил голос Кирилл. — Смотреть в оба!

К Смольному путиловцы выбрались, изрядно запыхавшись. Цитадель советской власти была окружена баррикадами и рядами колючей проволоки, бывший сквер весь был изрыт окопами, а земляные валы скрывали орудия-трёхдюймовки. Ни одного дерева не осталось — все поспиливали! Не укроешься. Нижние окна бывшего института благородных девиц были заколочены наглухо, а проёмы второго этажа защитники Смольного до половины заложили мешками с песком. Крепость!

— Да-а… — вымолвил Вожжеватов. — Эт-тебе не Зимний, так просто не сковырнёшь…

— Мы и не такое расковыривали! — надменно сказал Исаев.

Войска всё подтягивались и подтягивались. Большевики оставили окопы, укрывшись в здании и постреливая из окон.

— Эх! — вздохнул Стратофонтов. — Пушечку бы сюда!

Кузьмич сдержался, засопел только.

Первыми на приступ пошли сорвиголовы полковника Констанди из Мурманского полка. Остальные их прикрывали, стреляя по окнам. Бешеная стрельба не позволяла высунуться, пули оставляли щербины на стенах, дырявили мешки, выпуская струйками песок, пробивали толстые доски, и всё же ответный огонь вёлся, выбивая смельчаков одного за другим. Потеряв пятерых убитыми и человек двадцать ранеными, мурманцы отступили.

Стрельба стихла, как по приказу, и все расслышали лязг и цокот.

— Танки идут! — радостно завопили путиловцы, лучше других понимая в броне.

Два ромбических «Марка» вывернули со стороны Смольного проезда. По танкам задолбили пулемёты, но «ромбусы» не отвечали. Лишь развернувшись стальными лбами к фасаду, танки открыли огонь из орудий — и медленно поползли к обшарпанной колоннаде главного входа.