Your Name - Квинт Лициний

— Смотря как просить.

— От чистого сердца… Действительно, глупо получилось, — я раздосадовано тряхнул головой.

— И никому не рассказывать, — с нажимом продолжила русичка.

— Дурак я, что ли… — пробормотал расстроено, — я пойду?

— Иди, Андрей, — и, пожевав бледными губами, добавила, — прямо сейчас Тому не ищи, пусть успокоится сначала.

Я кивнул, снял с парты портфель и пошёл к выходу. Вот не было печали…

За дверью меня встретил встревоженный Паштет:

— Что у вас там случилось? Чего эти выскочили, как ошпаренные?

— Трагическая случайность, Паш. Придётся просить прощение…

— Ну, может оно даже и к лучшему сейчас… — задумчиво пробормотал Паштет и, немного помявшись под моим вопросительным взглядом, продолжил, — тут Свете стукнули, что ты с Томой танцевал, и из школы вас идущими вместе видели… Она… это… сильно расстроилась… Может, теперь порадуется…

— Твою ж мать… — Я остановился, потрясенный плотностью наступившей чёрной полосы. Да уж… Понедельник — день тяжелый, воистину. — Кто стукнул, известно?

— Неа… — Паштет печально шмыгнул носом.

Пристально посмотрел на него:

— Вот что, друг мой ситный, такие вещи оставлять безнаказанными нельзя. Тебе партийное задание — узнать у Зорьки, кто стукнул. Аккуратно вызнать, понятно? В лоб не спрашивать.

Паша истово закивал. Я вздохнул:

— Пошли уж…

Так, сортирую неприятности. Пушкиниста откладываю на вечер, в спокойной обстановке буду придумывать отмаз. Света… хм… Ей лучше дать день-два пострадать, пока не буду к ней лезть с разборами. А вот с Томой надо сегодня всё решить, тут, наоборот, затягивать не надо. Чуть приободрившись, вошёл в класс физики и обежал его взглядом.

Картина маслом: Яся, сидя вполоборота, что-то тихим шепотом втирает насупленной Томе, Зорька с гордым видом смотрит мимо меня, глаза чуть поблескивают влагой. Угу, если она думает, что наказывает меня молчанием, то не в моих интересах её разубеждать. Шлепнулся на своё место и начал продумывать предстоящий разговор.

Гоп-стоп, мы подошли из-за угла… Ну не «мы», положим, а я, но эффект неожиданности сохранился. Яся с готовностью остановилась, а моментально закрасневшая Тома вильнула взглядом и попыталась спрятаться у неё за плечом. Я ещё раз окинул взглядом опустевший после звонка на последний урок коридор и выставил вперёд ладони:

— Тихо-тихо, тормозим. Давайте спокойно поговорим, — и ободряюще улыбнулся девушкам глазами, — пошли к окну.

Яся внимательно прислушалась к моим интонациям и спросила:

— Я, наверное, пойду, сами разберетесь? — мы обменялись с ней понимающими взглядами. Да, повезло Томке с подругой.

— Да оставайся, секретов нет, — ответил я, видя, как Тома посильнее вцепилась ей в локоть.

Я прислушался к своим потрохам — как ни странно, волнения нет. Вот что значит подготовка и правильный настрой. Главное — вовремя вспомнить размер настоящих проблем, после этого все, что сегодня произошло, можно смело считать лёгким недоразумением.

Бросили портфели на подоконник и встали напротив друг друга. «А вот и неправильно, конфликтная расстановка», — сказал я себе и, развернувшись к окну, кивком пригласил девушек повторить маневр. Вот теперь всё верно, стоим рядком, Тома посередине, глядим в окно. Идиллия.

Чуть повернувшись, начинаю:

— Том… Извини, пожалуйста. Я не специально, это была случайность, но всё равно — извини за то, что стал причиной твоего расстройства. Я не хотел… честно! — прижал руку к сердцу и попытался поймать Томин взгляд. Пока безуспешно, стоит, потупившись, сцепила кисти, но плечи стали чуть менее напряжены. Яся одобрительно кивает из-за её плеча, мол, давай, жги глаголом дальше.

— Чёрт, Том! Было бы странно, если бы в этом возрасте девушке не нравился какой-нибудь парень. И мне глубоко безразлично, кто там тебе нравился некоторое время назад!

Тома метнула в меня взгляд и тут же отвела, но кисти расцепила и стала дышать свободнее. Похоже, я на правильном пути.

— Давай просто перевернем эту страницу и будем спокойно жить дальше. Не произошло абсолютно ничего страшного или неправильного, так ведь?

Молчит, задумчиво рисует что-то ножкой на паркете. Мы с Яной ещё раз переглянулись и тихонько заулыбались.

— То-о-ом…, - тяну я, чуть придвигаясь и осторожно беря её за руку, — ну Том, солнышко, давай, ты не будешь дуться?

— Солнышко… — фыркает Тома, пытаясь сдержать улыбку, — ты ничего не перепутал?

— Неа, — радостно отвечаю я, — смотрю на твою улыбку и прям вижу: рассупонилось солнышко, расталдыкнуло свои лучи по белу светушку…

— Балаболка… — Тома, окончательно успокоившись, тряхнула прядками и насмешливо посмотрела на меня, — давай мой батончик. И Ясе! А ты сегодня наказан.

— … прямо в подполе, не особо даже спрятано было. Папки с рукописно заполненными листами уложены в двадцатилитровый алюминиевый молочный бидон. Образцы почерков предварительно сверены, эксперты уверенно утверждают, что это писал именно Митрохин, — Григоренко задержал внимательный взгляд на Андропове.

Председатель КГБ за десять минут доклада, казалось, постарел на несколько лет. Тяжело откинувшись на спинку кресла, он глядел остановившимся взглядом сквозь генералов, лицо обрюзгло и покрылось красными жилками.

— Просмотрели выписки? — прошелестел он бесцветным голосом, всё так же глядя куда-то поверх голов.

— Да. Объем материала поражает, я пролистал выборочно, взял папку с надписью «Италия». Там собраны доказательства добровольных контактов с нами почти трехсот политиков и бизнесменов за последние пятнадцать лет.

— Как это вообще стало возможно? — голос Андропова окреп, приобретая силу.

Григоренко перевёл взгляд на Боярова.

— Установлено, что в семьдесят втором в связи с переездом в новое здание в Ясенево Митрохину было поручено провести ревизию всего архива Первого Главного Управления, в связи с чем он получил полный доступ ко всем материалам, в том числе с самыми высокими степенями секретности, — доложил Виталий.

— Чья виза на доступе? Вы же сами, Виталий Константинович, в тот момент руководили второй службой ПГУ?

Бояров опустил глаза:

— Прошло мимо меня, был в тот момент в отпуске, мой зам Калугин дал добро.

— Вот как… — недобро ощерился Андропов, поднимаясь из кресла. Прошелся пару раз вдоль массивного стола, остановился у угла, достал из папки стопку каких-то фотокопий и с минуту читал. Потом злобно закинул листы обратно в папку, на скулах загуляли желваки, — а распоряжение чье было? — спросил, упершись кулаками в столешницу.

— Мортина. Он к Митрохину хорошо относился, жалел из-за сына инвалида…