Лев Соколов - Последний брат

— Ну разве так… — уступил Трофим. — Ну и кого пошлем обратно к границе?

— Я поеду, — серьезно сказал Фока.

— А… — начал было Трофим.

И заглох.

Ясно было, что вернуться к границе, миновать стражу, пересечь вплавь широкую реку и оказаться на своей стороне — дело нелегкое. Но все же в сравнении с теми, кто попытается добраться вместе с Амаром до родни его матери (а родня еще непонятно как примет), тот, кто уходил сейчас к границе, имел гораздо больше шансов выжить. «А почему именно ты?» — хотел Трофим спросить Фоку, и осекся, потому что представил, как этот вопрос выглядел бы для Амара. Если бы все они втроем начали перед Амаром галдеть и спорить, доказывая, что каждый достоин больше другого уехать, спастись. Трое галдели бы. И даже если уехал бы только один, Амар знал бы, что хотят уехать все трое. Нет, нельзя. Нельзя было сейчас допустить такого разговора. Трофим глянул на Амара — тот слушал с непроницаемым лицом. Глянул на Улеба — тот как-то устало прищурился, и по лицу его тенью скользнула кривоватая усмешка.

— Фока все правильно сказал, — подал голос Улеб и повернулся к Амару. — Он к реке, а мы с тобой.

— Это самое разумное, — кивнул Трофим. — Так и сделаем.

— Тогда не будем медлить, — предложил Фока.

— Ты сможешь найти путь до границы? — спросил Трофим.

— Здесь трудно заблудиться, — отозвался Фока. — Солнце всегда над головой.

— Лошадей брось до границы загодя, — посоветовал Трофим. — У реки двигайся очень осторожно. Не лезь воду, пока не убедишься, что рядом нет караулов.

— Так и сделаю, — пообещал Фока. — До свидания, други. Берегите головы. Надеюсь, увидимся.

— Ага, и ты себя береги, — отозвался Улеб.

— Прощай, Фока, — сказал Трофим.

Амар просто кивнул.

Фока отсалютовал им, ободряюще кивнул, развернул коня и дал в галоп. Из-под копыт его коней летели комья грязи. Трофим смотрел ему в удаляющуюся спину.

Да, Фока был прав. Кому-то нужно было ехать обратно. Маленький спектакль… Он, Трофим, сделал все, что бы Амар не увидел постыдного спора. Кажется, Улеб понял так же. Значит, они вдвоем с Улебом выступили как актеры, а зрителем получился Амар, который не должен бы ни о чем догадаться. А Фока? Он сделал удачную глупость? Или же выступил как тонкий постановщик, рискнув, просчитав всё на несколько ходов вперед?

Они прожили вместе несколько лет, и Фока был добрым товарищем. Но… Он был добрым товарищем в казарме и учебе, а не в настоящем деле, которое наступило теперь. Понимал ли Фока, что сделал? О, прожив вместе несколько лет, Трофим назвал бы Фоку как угодно, — только не простаком. Фока струсил? Нет. Трусом Фока не был. Во время показательных боев перед очами василевса он был готов рубиться до смерти, хоть и проигрывал, только чтоб показаться властному самодержцу. Не струсил он и в лесу. Нет, Фока не был трусом. Он просто не был другом. И рассчитал, где больше шансов выжить, вот и все.

Могло ведь все повернуться иначе. Не спроси Трофим: «кого пошлем?», а например, скажи он: «тогда пошлем Улеба». Но ведь Амар к ромейской границе идти не мог, а себя Трофим как командир, ни за что бы не назвал. Значит, оставались Улеб и Фока. Пятьдесят на пятьдесят. В случае выбора Улеба Фока ничего не терял. В случае выбора его имени — приобретал очень многое — шанс на жизнь. Он все просчитал. Он рискнул. И выиграл.

И главное, что можно было предъявить Фоке на словах? То, что назвал себя, не подумав. Вот и все. Они сами отпустили его. Ах, Фока… До чего ж ты хорошо нас изучил. Сыграл на нас, как на пастушьей дудочке. И я ничего не смогу тебе предъявить, от чего бы ты не смог отвертеться. Это не доказать на уровне логики. Но если я останусь жив, то не друг я тебе более, Фока. И для Улеба, скорее всего, тоже. Но ты ведь и это просчитал. Взвесил, сколько стоит наша дружба, если мы умрем здесь, в степи, и сколько, если все-таки несмотря ни на что сможем вернуться. Все просчитал и вышел с минимальными потерями. Ах, Фока. Практичный Фока. Умница Фока…

Заговорил Амар, и Трофим, занятый своими мыслями, запоздало вспомнил, что пока они решали, как разделиться, тот не произнес ни слова, а только слушал.

— Нелегко будет Фоке одному перебраться через пограничную реку, — бесстрастно произнес Амар. — Один может не доплыть. Не лучше ли вам поехать к границе втроем? Скорее всего, тот, кто следует за нами, подумает, что большая группа важнее. Да и мне одному будет легче укрыться.

«Охохо, выходит, наш маленький спектакль имел трех актеров и ни одного зрителя», — подумал Трофим.

— Фока доплывет, — пообещал Трофим. — И до императора доберется, и все расскажет красочно. Я в него верю… Ну а мы поедем с тобой, как решили.

— Я ведь, скорее всего, никуда не доеду, — помедлив, сказал Амар. — Я и так вас бросил в когти зверю, хоть и не намеренно. Сейчас есть шанс выбраться. Так стоит ли всем?..

— Стоит, — прервал его паузу Улеб.

— Почему? — Амар пристально смотрел ему в глаз.

— По совести и долгу, — спокойно произнес Улеб.

— Ты сделал бы то же самое для нас, — добавил Трофим. — Все спасемся, или все пропадаем. Но без греха.

Амар совсем чуть-чуть оплыл лицом. Другой бы и не заметил, но Трофим знал его слишком давно.

— Спасибо, друзья, — это Амар сказал совсем тихо. — Спасибо.

Улеб хлопнул его по плечу, улыбнулся и подмигнул.

Мугол, естественно, поехал за большей группой. На том месте, где четверо разделились, он приостановился и оставил свой очередной дымный горшок. Он соблюдал дистанцию и потому был постоянен. А уезжающий в сторону Фока становился все меньше и меньше.

Дождь бил наотмашь, крупными каплями, тяжелым дробным звуком обрушиваясь на землю, молотил разлетавшимися брызгами по крупам коней. Дождь лился стеной, смывая с тела грязь, но и выбивая из тела с каждым ударом частицу тепла, давя непрерывной долбежкой на макушку, заливая глаза. Дождь лился, и кони спотыкались, скользя копытами по мокрой траве, вырывая её кусками, обнажая почерневшую от влаги землю. Скоро их копыта облепили сплошь грязные комья.

— Небо-Отец слезы льет. Не по нам ли?.. — пробормотал Амар.

— Чего? — перепросил Трофим.

— Нет, ничего…

— Дождь — это хорошо, — проводя по коротким волосам, сказал Трофим. — Теперь этот, за нами, не сможет разжечь свой дым…

Улеб скептически мотнул головой, брызги веером полетели со светлых прядей.

— Дождь — это плохо, — покачал головой Амар. — Теперь мы сами оставляем следы. Да такие, что даже слепому видно.

— Гони! Гони! — надрывался Амар, и его голос подстегивал, как удар хлыста.

Хотя это было лишним, они и так гнали. Лошади скакали во весь опор, неслись над землей, впечатывая в неё частой дробью свои копыта. С хрипом выбрасывая из себя горячий воздух. Амар вырвался на полкорпуса вперед, за ним летел Улеб и замыкал Трофим. Они уже опустошили тороки и сбросили с коней все лишнее, кроме еды и воды. И все же их догоняли. Когда Трофим оглядывался, гикающая лавина конников медленно, но неодолимо приближалась. Морда коня Трофима покрылась пеной, и ошметки её летели в стороны. «Долго не протянет», — подумал он. Это было ясно даже ему, не самому опытному коннику.