Мак Рейнольдс - Божественная сила

Дуайт Хопкинс избегал внимания общественности. Он в нем не нуждался. Однако правая рука президента Эверетта Мак-Ферсона, мозговой трест из одного человека, Дуайт Хопкинс, которого некоторые даже называли альтер эго президента, не мог оставаться совершенно неизвестным пытливым гражданам. Президент Мак-Ферсон мог быть, и был на самом деле, главной фигурой, символом, образом для публики, истинные усилия которого в сфере управления нацией ненамного превышали действия правящего монарха Великобритании. Но в то время, как обаятельные политики типа Мак-Ферсона могут обладать тем, что привлекает избирателей, за сценой все равно должен быть такой вот Дуайт Хопкинс. Он пережил три администрации, Демократические Республиканцы передавали его Либеральным Консерваторам, а затем обратно, что никак не меняло их политику — впрочем, как и его. Между двумя партиями в эпоху Процветающего Государства редко бывали споры. Не считалось стоящим занятием пытаться повлиять на избирателей, затевая споры. Избиратели голосуют за человека, который им симпатичнее прочих, а не за принципы.

Дуайт Хопкинс сидел за небольшим столом. По одну сторону от него на легком стуле сидел, положив ногу на ногу, генерал армии. По другую сторону — высокий седой штатский. Напротив них в ряд сидели Дженсен Фонтейн, Элен Фонтейн и Мэтью Маллигэн.

Эд снова обвел глазами комнату. Ошибки не было. Табберы подозрительно отсутствовали.

Хопкинс кивнул новоприбывшим.

— Вы, надо полагать, Базз Де Кемп, вы похожи на газетчика. А вы Эдвард Уандер. Почему вас зовут Крошка Эд? — голос Хопкинса был твердым, но настойчивость в нем имела странный оттенок непринужденности, словно теперь, когда дело наконец попало в руки Хопкинса, спешки больше не требовалось.

— Не знаю, — сказал Эд.

Маллигэн открыл рот:

— Послушай, Уандер, если это все твоя…

Генерал прервал его громовым раскатом:

— Прекратите, мистер Маллигэн. Мистер Уандер здесь в равном с вами положении. Вы здесь для того, чтобы помочь прояснить вопрос, имеющий первостепенное значение для нации.

— Для всего мира, — мягко поправил высокий седой штатский.

Дженсен Фонтейн раздраженно сказал:

— Я требую ответа: неужели эти коммунисты там в Величайшем Вашингтоне считают, что они могут забрать граждан, имеющих хорошую репутацию и…

Дуайт Хопкинс без выражения смотрел на промышленного магната из маленького городка. Затем прервал его вопросом:

— Мистер Фонтейн, каковы, по вашему мнению, причины помех на радио и телевидении, и, далее, неполадок с кинопроекторами?

Дженсен Фонтейн посмотрел на политика стеклянными глазами и сказал тоном подсказки:

— Моя страна, да будет она всегда права…

— Я согласен с вами, сэр, — непринужденно сказал Хопкинс. — Но отвечайте на мой вопрос.

— Я назову вам причину, — рявкнул Фонтейн. — Саботаж Советского Комплекса. Подрыв американской промышленности. Подпольный…

— И каким образом им удалось это сделать?

— Это не моя обязанность выяснять. Вас, ребят из Величайшего Вашингтона, для этого выбирали. Судебный Департамент в том числе. Я думаю, ЦРУ могло бы найти виновных достаточно быстро, если бы не было заражено агентами коммунистов. Более того…

— Вы свободны, мистер Фонтейн, — сказал Дуайт Хопкинс. — Благодарим вас за сотрудничество.

Фонтейн только-только оседлал своего конька. Он как раз воздел кверху руку, чтобы выразительно взмахнуть ею, и тут полковник Уильямс твердо взял его за локоть.

— Я проведу вас к выходу, сэр.

Взгляд Маллигэна переместился с Хопкинса на полу-вырывающегося Фонтейна.

— Послушайте, вы не можете так обращаться с мистером Фонтейном! — крикнул он.

Седые брови Хопкинса поползли вверх.

— Ваше собственное мнение совпадает с мнением мистера Фонтейна, мистер Маллигэн?

Маллигэна вывели вслед за Фонтейном.

Дуайт Хопкинс обвел взглядом Элен, Базза и Эда Уандера.

— Я прочел доклады. С вами троими я действительно хотел поговорить в любом случае. Прошу простить, мисс Фонтейн, если мое обращение с вашим отцом показалось бесцеремонным.

— Бросьте, — сказала Элен, состроив недовольную гримасу. — Папе пойдет на пользу немного бесцеремонного обращения.

«Правая рука» президента откинулся на спинку стула и торжественно оглядел их.

— Неделю назад, в пятницу, — сказал он, — перестали работать радио и телевидение. В течение нескольких часов правительство не предпринимало действий. Предполагалось, что промышленность вскоре обнаружит причину неполадок и устранит ее. Однако, когда стало известно, что явление захватило весь мир, был назначен чрезвычайный комитет. На следующий день президент предназначил специальный фонд на увеличение размеров комитета и расширение его многообразных полномочий. На следующий день комитет превратился в комиссию. А еще через день на секретной сессии Конгресс проголосовал за предоставление неограниченных ресурсов, я был назначен главой этого проекта, отчитывающимся только перед президентом. Присутствующие здесь генерал Крю и профессор Брейсгейл — мои ассистенты.

Баззу Де Кемпу не могла внушить благоговение даже такая персона, как Дуайт Хопкинс. Он вынул из кармана одну из своих неизбежных сигар, сунул в рот и, разыскивая спички, произнес:

— Вы, ребята, не слабо переполошились из-за этих развлечений для слабоумных. Вчера ночью майор сказал нам, что это так же важно, как война. И…

— Как ядерная война, мистер Кемп, — сказал Хопкинс.

— Не говорите ерунды, — сказала Элен.

Дуайт Хопкинс перевел взгляд на высокого седого штатского.

— Профессор Брейсгейл, будьте добры, обрисуйте нам некоторые аспекты ситуации, с которой мы столкнулись.

Профессор говорил сухо и внятно, словно читал лекцию, а не участвовал в беседе.

— Что происходит с цивилизацией, когда существует экономика изобилия, и отсутствуют развлечения для публики?

Все трое, Эд, Базз и Элен, одновременно пожали плечами, не пытаясь ответить. Вопрос был явно риторическим.

Он продолжал.

— Средний человек не способен к самопрограммированию. По крайней мере, такой средний человек, каков он сейчас. Он не может придумать, чем себя занять. Ему никогда не приходилось над этим задумываться. Человек развивался в таких условиях, в которых приложение имеющихся у него времени и энергии было заранее запрограммировано. Он работал и работал от двенадцати до восемнадцати часов в день. Весь день, и так каждый день. Иначе он умирал от голода. Как ему использовать свое время, определяли за него другие. Если и был какой-то отдых, то очень редко. В качестве отдыха и развлечения существовали только традиционные игры и танцы. Средний человек никогда не получал такой возможности, чтобы они ему прискучили — ему слишком редко удавалось ими заняться. Такое положение существовало на протяжении 99,99 процентов истории нашего вида.