Михаил Королюк - Квинт Лициний

Удивленно выгнув бровь, он молча скатал подделку и предъявил следующие джинсы.

— Угу, — пробормотал я под нос. — Деним нормальный, уток не окрашен. По крайней мере, саржа правильная… Нитки… Цвет правильный… — вывернул брючину. — Угу… оверлочная строчка восьмеркой, равномерная. Похожи на настоящие.

За это представление удостоился уважительного взгляда от продавца.

— О'кей, ждите, парни, сейчас примерю…

А ничего так сели, жаль, зеркала нет. Клёш… слава богу, небольшой. Ну, мода сейчас такая. И вдвойне жаль, что не поносить мне их, никак не залегендировать появление.

— О'кей, — повторил, выходя из кабинки. — Пакет?

— Пакет – пятёра.

— Брось, они в комплекте идут.

— Сказки не рассказывай, пятёра, — набычился продавец.

— Ну, лады, лады…

Отсчитал фиолетовыми четвертаками двести двадцать пять рублей, получил честную сдачу и с облегчением вздохнул. По-крайней мере постоянный состав галёры силовыми акциями не занимается, даже с такими шкетами как я.

— Тебя как звать-то? — обратился к Шесту, выходя из туалета.

— Иван, — прокашлявшись для солидности, ответил тот.

— Давай, Вань, дуй за остальным, — прислушивающийся к нам продавец приглушенно фыркнул. Что-то подсказывает, что подсунули мне местного дурачка…

Завершив последний расчет и уложив две банки кока-колы в пакет, я покрутил головой, ища своего Вергилия.

— Космонавт, — окликнул я длинного.

Продавец неприлично громко заржал:

— Гы-гы… Мелочь тебя тоже раскусил, Ко-р-р-ро-лёв.

Подошедший на оклик фарцовщик густо покраснел и нарочито грубо спросил:

— Ну, чо забыл, мелочь?

Я качнул головой, снова отзывая его в бок.

— В «Балканы» вхож?

— Ну… Бываю…

— Пошли, перекусим, угощаю. Заодно перетрём, как дальше контачить будем.

Заметно повеселевший Ванек пристроился сбоку и начал бубнить мне в темя:

— Ты, если что надо, меня обязательно ищи. Я честно работаю, у меня никого из купцов ещё не кинули. И уже давно здесь, за год со всеми познакомился, хочешь – диски, хочешь – аляску, всё есть.

— Угу… год – это конечно круто… — кивнул я. — Здесь срок, наверное, один за шесть идёт, как у постоянного офицерского состава штрафбатов во время войны…

— Чё, было такое? Год за шесть?

— Да. Хотел бы?

Немного подумав, отрицательно затряс головой:

— Не, ну нафиг. Там от своего пулю словить легко.

Ну, слава богу, не совсем дурак.

Швейцар взглянул сквозь нас, и мы беспрепятственно прошли в полутёмный зал. Сев за столик у окна, я преувеличенно внимательно изучил следы пятен на белой скатерти, четыре разорванные салфетки, небрежно воткнутые в давно немытый гранёный стакан, помятость одежды халдея и громко спросил, неопределенно очертив рукой круг:

— Ваня, а в этом городе вообще есть приличные заведения? В этом, к примеру, блюда из фарша я брать не рискну, и тебе не рекомендую… Не, я понимаю, что это не «Прага», — я брезгливо провёл пальцем по вилке, — но жирные приборы – это перебор даже для ресторана города трёх революций.

Официант, скривившись, сунул нам в руки по чёрной коленкоровой папочке с вытертым тиснением «Меню».

— Тэк-с, — протянул я, разглядывая машинописные листы. — Давайте по языку с горошком… Ваня, шурпу будешь..? Значит, две шурпы, только передайте повару, чтоб не забыл баранину положить, — я строго взглянул на официанта. — И… а давайте баранину же с рисом. Тебе тоже? Две баранины. Вино будешь?

Ваня с некоторой робостью изучил винный раздел меню и попросил рислинг.

— Э-э-э… ты уверен, что хочешь к баранине именно белое сухое? — уточнил я и, увидев, как он замялся, повернулся к официанту. — Красные сухие какие есть?

Хмыкнув и закатив глаза к потолку, тот перечислил:

— «Медвежья кровь», «Саперави» и «Каберне».

— «Каберне» молдавский?

— М-м-м… Да.

— Вот его, — я оценивающе посмотрел на своего вероятного агента на галёре. — Двести грамм ему. А мне – чай с лимоном.

Шурпа оказалась неожиданно добротной – с хороводом рубленой зелени поверх мутноватой наваристой похлёбки, сквозь неё яркими пятнами просвечивала крупно нарезанная морковь; пошуровав ложкой, обнаружил четвертинки картофеля, дольку репы, зелёную алычу и дымящуюся ароматами восточных специй рёберную часть – и всё это великолепие за восемьдесят пять копеек. Мне стало немного стыдно за разыгранное представление.

— Эх, хорошо… — с довольным прищуром я изучил добросовестно обглоданные и местами изжёванные рёбрышки и пододвинул блюдо со вторым. — Ну-с, продолжим… Слушай, Ваня, а чего тебя по фамилии кличут местные, это же не безопасно, наверно?

Он стремительно покраснел:

— Да… Это не фамилия, кликуха, — чуть поколебался, но вино и сытость сделали своё дело, и он продолжил. — Я как-то вначале чуть перебрал, и спьяну ляпнул, что в школе хотел стать космонавтом. Вот… прилипло, — и он преувеличенно беззаботно гоготнул.

— Не самая плохая мечта, — сказал я серьёзно, посыпая хлеб крупной солью. — Я бы даже сказал – достойная.

Ваня покатал между пальцами хлебный мякиш, с тоской посмотрел на улицу, потом натужно рассмеялся:

— Мечта должна кормить! Иначе на фига она нужна?

— Думаешь, космонавтов не кормят? — преувеличенно удивился я, — таки это не так. Мне тут недавно тубы с едой для космонавтов предок привез, с комбината в Бирюлёво, очень даже ничего… Особенно клюквенный жидкий мармелад, такого и на Западе нет.

— Так это сколько ждать, пока так накормят…

— Ну, если ждать, тогда конечно… Можно и не дождаться.

— Тебе легко рассуждать, — неожиданно зло сказал он. — Сколько ты сегодня расфукал? Около трехсот? Институт уже тебе выбрали?

— Но-но, полегче на поворотах, Вань… Эти деньги не с кистенем по подъездам собирались. А в институт я любой… ну, почти любой, и сам без блата поступлю, не дурак, чай, — и я повернулся, одёргивая себя, что-то из роли гадкого столичного сноба выпадать начал. — Официант, счёт, хочу проверить, что у вас в школе по математике было…

Пакет с джинсами запихал в щель между стропилом и обрешёткой в самом тёмном углу чердака, туда же пошли банки с голландским пивом, кока-колой и подсоленным кешью, а также распечатанный блок лимонной ригли и небольшая плоская бутылка мятного ликёра, которую я, не удержавшись, вскрыл и парой глотков продегустировал. Внушительную плитку пористого французского шоколада и большой набор голландских фломастеров – одних голубых и сиреневых оттенков аж четыре штуки! – заботливо припрятал в тумбу стола, под самый нижний ящик. Остатки денег сложил в конверт, приклеенный к днищу этого же ящика. Ну-с, вроде всё…

Радостное возбуждение от удачного шопинга постепенно сменялось тревожной задумчивостью. Что-то не нравится моя реакция на открывшиеся возможности. Как бы на Западе потреблятство с головой не захлестнуло… Столько простых и понятных желаний можно легко реализовать, да не по одному разу… Как бы не забыть про Цель.