Артем Рыбаков - Дожить до вчера. Рейд «попаданцев»

Интересно, они по-настоящему натопят или просто воды согреют, для непривычных к парной европейцев? — размышлял я, карауля первую партию купальщиков. Мне как бы и с руки первым караулить — вроде развалился офицер на лавочке и наблюдает за личным составом. Люк с Фермером расположились чуть поодаль, метрах в пяти, на куске брезента, и хоть и разоблачились до трусов, но тоже бдят. Командир решил, что лучше будет в темпе искупать «трофейных», а потом и самим посменно умыться. Логика понятная и простая — сразу по приезде никто нам докучать не станет и значительно меньше шансов, что кто-то обратит внимание на все те же лингвистические несуразности. Ну а потом с местным населением будет общаться уже немецко-говорящая троица.

Парни наши уже макнулись и теперь сосредоточенно намыливались, сверкая незагорелыми частями тела. Кстати, все «гости из будущего» тоже приобрели характерный «офицерский» загар — руки до локтя, лица и шеи у всех нас загорели до солидной «шоколадности», а вот все остальное как было белым, так и осталось. Исключение составлял лишь Тотен, успевший незадолго до исторической поездки в Минск смотаться с семьей в теплые страны.

Но купаться ему еще не скоро — он пока с местными о харчах беседы ведет.

Первым из воды вылез Юрин и, наскоро обтеревшись, бросился одеваться.

— Коль, не торопись, — негромко окликнул я его. — Можешь тоже простирнуть что-нибудь, вон как старшина. — Емельян действительно затеял нешуточную постирушку, разложив на досках две или три нижних рубахи, которые старательно натирал сейчас куском трофейного мыла.

— А вы как же?

— А мы потерпим. Пусть лучше одна часть будет полностью готова, чем каждому по чуть-чуть.

— Ага! Тогда я мигом. — Сержант в одних форменных брюках помчался вверх по круче к машинам.

Я повернулся к командиру:

— Ничего не нарушил?

Саша махнул рукой: мол, все в порядке.

Достав из нагрудного кармана серебряный портсигар, я закурил. Только здесь, на войне, я понял, насколько удобная эта штука. Сигареты не мнутся и не ломаются, а под дождем можно не думать, как сохранить их сухими. Но ведь раньше, в нашем времени, когда на каждом углу по ларьку, торгующему табаком, считать это проблемами мог или параноик, или эстет, чью душу грело само наличие портсигара. Стряхнув пепел, я уставился на гравировку на крышке. Рубленым готическим шрифтом там было написано поздравление для какого-то Андреаса с окончанием технического училища. Убей бог, не помню, у кого эту вещицу забрал. Да и вообще все эти «зарубежные гости»: францы, германы, людвиги и андреасы — уже давно слились в моем сознании в сплошную стилизованную «киноленту». В памяти остались лишь яркие детали, вроде широко распахнутых глаз на лице, искаженном испугом, цепочки входных отверстий на обтянутой серым сукном спине или стиснутых в последнем предсмертном спазме ободранных пальцев… А вот наши, и живые и мертвые, помнились хорошо. И сосредоточенно насупленные брови Вадима Чернова, когда он пытался въехать в очередную показанную ему мною «мульку», и хитрый прищур Семена Акимовича, когда мы грузили спертое у немцев зерно, и наивный взгляд Лидочки-комсомолочки, в те моменты, когда Док ей по ушам ездил… Плохо, что семью свою вижу только во сне… Пару раз даже просыпался с ощущением, что сын плачет и зовет меня… Но позволить подобное могу только ночью, днем же старательно гоню сентиментальность прочь.

Ну вот, замечтался и не заметил, что рядом уже пару минут кто-то есть. Повернулся — Зельц. Китель постелил и сидит рядом в черных сатиновых трусах и майке с Вермахтовским орлом на груди. А что, мы все так ходим. Среди трофеев чистых смен нижнего белья хватало, а мы мальчики не брезгливые. Да и маскировка нормальная. По крайней мере — в такой вот ситуации.

— Как голова?

— Путем…

— А рука? — Лешке явно скучно, к тому же со мной у него отношения наиболее теплые, что ли. Бродягу он боготворит как «Великого Учителя», командира, похоже, слегка побаивается… Люка, впрочем, тоже… А Тотен у нас офигеть, какой занятой и секретный! Нормально поболтать у парня получается только со мной, Доком или Ваней, но от Серегиных шуток у Дымова явно начинают гореть предохранители в башке, и он больше пятнадцати минут обычно не выдерживает.

— Сам видишь… — вместо ответа слегка качаю поврежденной конечностью на перевязи.

— Жалко — на гитаре еще не скоро играть сможешь.

— А сам что? Научись — и будешь скоморошить вместо меня. А слова я тебе надиктую.

— Брось подкалывать, Антон, — строгим тоном заявил бывший милиционер. — Чтоб так, как ты, несколько лет заниматься надо, что, я не понимаю, что ли? Вот война закончится, домой вернусь и в студию запишусь, честное слово!

— Запишись, я что, против?

— Ты как думаешь, немцев скоро побьем? — внезапно спросил Леша.

— А хрен его знает! — честно ответил я первое пришедшее в голову. Пророчествовать и давать наколки на еще несуществующие «Вторые майские праздники» не хотелось. Да и вдруг из-за наших деяний День Победы в будущем будут праздновать 4 февраля? Или 10 сентября?

— Что, даже прикинуть не можешь? Проанализировать там…

— Честно? Нет! Но на скорую победу я бы не рассчитывал… Да ты сам видел, как немцы воевать умеют.

— Но мы же их все равно бьем! — горячо заявил Лешка.

— Бьем, кто же спорит? Но одними диверсиями войну не выиграешь, считай — мы просто помогаем тому солдату, что сейчас в штыковую под Смоленском идет, а вот тому, кто под Кременчугом или Жмеринкой сейчас от фашистских танков отбивается, наши местные подвиги уже не так важны.

— А на других фронтах неужели таких групп нету? — Все-таки иногда я забываю о разнице в восприятии мира «местными» и нами. Для того же Дымова факт встречи с невероятно «крутой» группой диверсантов является достаточным основанием считать, что где-то еще по полям и лесам необъятной бегают такие же. Вроде как танк Т-35 на параде — показали, значит — есть. И на помощь, в случае чего, примчится, ломая по пути толстенные деревья и разваливая по бревнышку избы, как в кинохронике показывают. И объясняй не объясняй, что ни один вменяемый танкист на дерево толщиной в метр в здравом уме машину не направит, — бесполезно. Стереотип такой. У моих современников свои стереотипы — крутые спецназовцы, стреляющие на бегу от бедра, или не менее крутые хакеры, за минуты взламывающие сервера Пентагона… Но в начале века двадцать первого у народа накопилось значительно больше цинизма и критического восприятия, нежели в середине двадцатого… По крайней мере, у тех, кому телевизором и идиотскими статейками в популярных журналах мозги не отсушило. Потому и пришлось ответить максимально тактично: