Артем Рыбаков - Дожить до вчера. Рейд «попаданцев»

— Мне кажется, что ничего нового я тебе, Павел, не скажу. — Он бросил тетрадь на стол и, взяв чашку, сделал большой глоток. — Наши спецы наверняка это уже говорили, так что на откровения не рассчитывай. Люди писали разные. Один — точно с химией хорошо знаком, да и инженерному делу обучался, обороты специальные уж больно легко использует. Врач у них тоже не из фельдшеров. Языками владеют — это тоже сомнению не подлежит. Все вставки на иностранных языках скорописью сделаны, без разрыва.

— То есть?

— Ну у тебя, как я помню, с иностранным не очень, так?

— Верно, — нехотя согласился Павел.

— Так вот, — замнаркома пододвинул к нему пустую чашку — обнови, мол, — если тебя заставить писать донесение, основанное на чужой и непонятной информации, да еще со вставками на немецком или английском, то по почерку будет заметно, где ты писал гладко, а где останавливался и усилия прилагал. А у них ровненько так, без затыков. Ясно?

— Вполне.

— Соответственно, на мой взгляд, возможны два варианта: или для составления этого донесения они привлекали специалистов, или сами члены этой группы компетентны в соответствующих отраслях. Что скажешь?

— Некоторые почерки в тетради сходны с имеющимися у нас образцами.

— Значит — второе… — Начальник Главного управления госбезопасности внезапно замолчал, словно не мог решить, стоит ли говорить дальше. Он глубоко вздохнул, вытащил из пачки еще одну папиросу, раскурил и, наконец, сказал: — Но это не главное, Паша. — Клубы табачного дыма окутали голову Всеволода. — Пришла мне тут кое-какая информация о твоих подопечных. В обход известных тебе каналов. От Зайцева. — Услышав эту фамилию, Судоплатов напрягся. — Из-за того, что кругалями она шла, немного припозднилась. Но завтра в приемную ко мне человека пришли — ему передам.

— А что там? — не выдержал начальник Особой группы.

— Песни, — и Меркулов улыбнулся.

— Песни? — Недоумение, очевидно, так сильно нарисовалось на лице Павла, что Всеволод не выдержал и расхохотался:

— Эх, чего до завтра тянуть! Сейчас покажу. Жильцы-то твои потерпят?

— Конечно, потерпят! — Желание узнать что-то еще о личностях «Странников» было так сильно, что Судоплатов вначале ответил, а лишь потом сообразил, о каких «жильцах» идет речь.

— Ты еще чайку попей, а я сейчас попробую специалиста разыскать. — Меркулов вышел в коридор. — Виктор? — донеслось спустя некоторое время. — Меркулов это. Не спишь? Зайди ко мне домой, дело есть! Да, важное! Жду.

«Интересно, кого ж это он в такое время из постели поднял, кто в стихах хорошо разбирается? — Часы на буфете показывали уже четверть первого. — Впрочем, с его должностью, кто хочешь в гости прибежит…»

— На, — вернувшийся на кухню пару минут спустя Меркулов протягивал Павлу… тетрадь. Эта, правда, была в коричневой обложке, а не в синей. — Добрые люди записали… репертуарчик…

Судоплатов осторожно, словно тетрадка могла рассыпаться от грубого прикосновения, взял ее.

— Не бойся, майор, — это не шоколадные конфеты, — подколол его глава госбезопасности.

— Ну и шуточки у вас, Всеволод Николаевич.

— Уж какие есть. Кушать будешь? Эксперт минут через двадцать только придет, так что червячка заморить всяко успеем. Я лично с обеда нежрамши.

— А давайте! — с бесшабашной решимостью согласился Павел, подумав, что раз уж сам товарищ Сталин его давеча бутербродами кормил, то отчего же замнаркома отказывать-то?

— Тогда помогай! Хлеб порежь, а колбасу мы так съедим.

Пока Судоплатов доставал из буфета завернутый в сиреневую бумагу батон, Меркулов вытащил из холодильного шкафа полкруга краковской колбасы, фарфоровую масленку и маленькую баночку паюсной икры.

— Рыбу доставать? Сиг копченый? Эй, ты чего творишь?!

— А что? — Павел как раз отрезал два ломтя.

— Ты чего скибками такими кромсаешь?! Тоньше режь — чего одним хлебом живот набивать? Подвинься — покажу, как надо.

Из-под ножа падали тонкие, в полмизинца толщиной, ломтики, а заместитель наркома пояснял:

— Отучайся от крестьянских привычек, майор. Как тебя только в Европе не спалили на этой любви к толстым коврижкам?

— Так мы же сейчас не в Европе, — парировал Павел.

— А привычка? Так нельзя — дома одно, а на задании другое! — Сложив стопку ломтей в изящную соломенную хлебницу, Меркулов отнес ее на стол. — Чтобы правильно играть легенду, без привычки не обойтись! Мне легче — я с детства так рос, а вам, молодежи, всему этому надо учиться. А без практики какая учеба, а? Ну-ка, масло намажь! — Последнее прозвучало как приказ.

Вспомнив кое-какие вещи, которые ему старалась привить жена, Павел осторожно провел ножом по брикету и стряхнул стружку на хлеб.

— Нормально! — похвалил Всеволод. — А теперь икорочки, а?! Хоть и не по-европейски, но зато вкусно!

Минут десять они ели, обмениваясь ничего не значащими репликами, пока, наконец, Меркулов не сказал:

— Ладно, смотри! Что, я не вижу, как ты на тетрадку, как гимназист на голую женщину, косишься?

Однако заняться изучением документа Павлу не удалось — стоило ему открыть «песенник», как звонко задребезжал звонок.

— Что-то быстро Виктор пришел… — сказал Меркулов и пошел открывать гостю.

«Если судить по тому, как весело они здороваются, то Меркулов и „эксперт в области поэзии“ хорошо знакомы. Может, и не друзья, но хорошие приятели — это точно. И Всеволод не боится показать ему секретные бумаги… Хм, неужели Ильин?»

Как оказалось, он не ошибся — вслед за хозяином квартиры в кухню действительно вошел старший майор Ильин, бывший начальником 2-го отдела в 3-м главке и курировавший оперчекистскую работу среди деятелей искусства.

— Добрый вечер, Павел Анатольевич. — Манерами он всегда напоминал Судоплатову профессора-гуманитария или писателя из маститых. Может, от проскальзывавшей иной раз некоторой вальяжности? — Впрочем, на дворе уже ночь, осмелюсь заметить…

— Не причитай, Витя, — усмехнулся Меркулов. — Судя по скорости, с которой ты почил нас своим вниманием, и галстуку, ты явно собирался на какую-нибудь писательскую вечеринку.

— Не писательскую, — отмахнулся эксперт, поправляя упомянутый галстук, повязанный красивым бантом. — Актерскую.

— Что сути дела совершенно не меняет, — лукаво улыбнулся Всеволод. — Богемная пьянка, она пьянка и есть, как ни назови. И от грузчицкой или гулянки ткачей она отличается лишь ассортиментом напитков да исполняемым после третьего стакана репертуаром. Ничего — завтра наверстаешь. А сейчас взгляни-ка опытным глазом на кое-какие вирши. — Восприняв последние слова как сигнал, Судоплатов протянул Ильину тетрадь.

— Всеволод, читать стихи ночью и без коньяка?!

— Будет тебе коньяк, будет. Начни читать пока, а я уж принесу.