Алексей Вязовский - Эпоха Воюющих провинций

Раздался общий вздох — и сразу крики восторга. Мои стрелы торчали в центре шести из семи мишеней.

— Вы превзошли учителя, господин, — низко поклонился мне пожилой самурай.

Низенький, с залысинами, лицо испещрено морщинами, нос картошкой, под носом жесткий пучок усов — пройдешь, не заметишь. Самурай взял у меня лук, положил несколько стрел в колчан — и вдруг без предупреждения, с разворота стал всаживать их в мишень. Стрелы ложились в пятак, а последняя даже расщепила воткнутую стрелу. Еще один восхищенный выдох.

— Это ваш учитель кюдзюцу, касира всех лучников Сатоми Касахара Мотосуги, — пояснил мне Хиро.

Мы двинулись дальше, к копейщикам. Тут бал правил высокий жилистый Таро Ямада. Улыбчивый самурай с длинной косичкой легко крутил шест бо, отмахиваясь сразу от пятерых учеников. Те пытались его взять и поодиночке, и скопом, но он легко ускользал, выстраивая нападавших в линию. Как объяснил мне генерал, под начало Таро отдают всех копейщиков, которых бывает одна, максимум две тысячи человек, но титула тайсё, то есть тысячника, Ямада пока не получил. Во-первых, один тайсё — сам Симодзумо Хиро — уже в армии есть, а во-вторых, мой отец считал, что мало самому виртуозно владеть копьем, нужно хорошо уметь управлять такими массами людей, а вот с этим у Ямады были проблемы. Так, особого желания махать шестом у меня не возникло, мы пошли к мечникам.

Вот тут я встал надолго. Какого упражняющегося самурая ни возьми — каждый просто виртуоз. Один лысый толстячок, раздетый до пояса, стоял посреди воткнутых веток. Неожиданно он одним плавным, но стремительным движением выхватил из-за пояса катану и, не останавливаясь ни на секунду, принялся шинковать стебли бамбука. От каждой ветки отлетал кусок шириной с палец, и через минуту от бамбука остались одни опилки. Другой боец с двумя деревянными мечами отмахивался сразу от семерых учеников. К нам с поклоном подошел еще один японец. Назвать его субтильным не поворачивался язык. На голову выше меня, квадратные плечи, грудные мышцы прямо разрывают кимоно на груди. Я уже привык к круглолицым мужчинам — этот же никак не укладывался в общепринятый канон. Мощный подбородок и скулы, нос с горбинкой. Черные раскосые глаза как два дула смотрят в упор.

— Давненько вас не видел, Ёшихиро-сан, соскучились по тренировке? — почти с оскорбительной усмешкой спросил самурай.

— Это наш самый известный мечник Сатоми, моя правая рука касира Танэда Цурумаки, — встал между нами генерал. — Имел честь учить вас кэндзюцу.

— Да, Ёшихиро-кун, [27] Сама — самый уважительный суффикс. Употребляется по отношению к людям, старшим по возрасту, должности и так далее; сан — уважительное нейтральное обращение; кун — суффикс для более близких знакомых мужского пола, обычно употребляется среди одноклассников или коллег по работе равного ранга; тян — самый мягкий суффикс, используется при очень близком знакомстве, в основном при обращении к девушкам и детям. гонял я тебя славно, — закатил глаза в воспоминаниях Цурумаки. — И сейчас бы погонял, кабы не твоя рана. Бо-бо, наверное?

— Соберите самых лучших мечников, — коротко распорядился я, не отвечая на подначки Танэды.

Этим людям можно доказать что-то только делом. Болтовню такие бойцы уважают мало. Я скинул кимоно, выбрал из стойки первый попавшийся деревянный клинок. Крутанул в кисти. Пойдет. Сел на колени, закрыл глаза. Сейчас мне понадобится все наследство Ёшихиро — от и до. Успокоил дыхание, очистил разум от лишних мыслей и переживаний. Почувствовал энергию ки, которая текла внутри меня. Я готов.

Вокруг уже собралось человек десять, включая толстячка-рубанка и обоерукого бойца.

— Танэда-сан, — обратился я к ухмыляющемуся самураю, — будьте так добры, завяжите мне глаза вот этим поясом.

Усмешка сползла с лица Цурумаки:

— Ёшихиро-сан, вы уверены в своих силах?

Ага, уже не кун, а сан.

— Разрешаю лично поучаствовать и проверить мои силы. Нападайте все сразу, поодиночке — мне все равно. Получивший удар по телу — выбывает.

Раздается удивленный гомон самураев. С завязанными глазами, да еще против десяти лучших мечников… Цурумаки завязал мне глаза — и я смело вошел в круг, который создала собравшаяся толпа.

— Всем тихо, — громко приказал правая рука генерала.

Я полностью расслабился, вдох — выдох, вдох — выдох. Вселенная медленно вошла в меня. Мне не нужны были глаза, чтобы видеть моих укэ. [28] Спарринг-партнер в японских боевых искусствах. Я чувствовал их запах, слышал скрип суставов, ощущал напряжение мышц. Они медленно окружали меня, принимая удобные стойки. Начать решил обоерукий. Я почувствовал, как напряглась его опорная нога, скрипнул песок под таби, но я не стал ждать рывка. Кувырком назад сократил расстояние и при выходе из кувырка провел мгновенный укол клинком вспять в туловище самурая. Раздался стук соприкосновения дерева с грудной костью, и обоерукий с руганью отскочил назад. Тут же два его соседа попытались взять меня полулежащего в клещи. Я услышал справа свист воздуха, рассекаемый боккэном, [29] Деревянный меч, используемый в кэндо для тренировок. парировал его своим клинком и мгновенно перекатился в ноги левого бойца, который только замахивался мечом. Перекатываясь, я успел свободной рукой ударить самурая в пах. Благо тот стоял в широкой, «лошадиной» стойке. Попал не очень удачно, но товарищу этого хватило. Его скрючило, из горла вырвался стон, и тут же раздался крик Цурумаки:

— Вышел из круга, ты убит.

Формально он еще не убит, но это уже не имеет значения. Продолжать схватку не может. Минус два, опять скрип подошв вокруг меня.

Решился толстячок-рубанок. Мгновенный подскок, взмах боккэном, я блокирую — и тут же прижимаюсь к нему, не давая разорвать дистанцию. Он давит своим мечом, а сзади уже замахивается еще один самурай. Бью лбом в нос толстяка, слышится хруст носовой перегородки, он отшатывается, я шагаю вслед и возвратным движением, присев в низкую стойку, полосую клинком назад. Самурай, который целил в меня, из-за нашего совместного с «рубанком» шага вперед проваливается и получает моим боккэном по шее. Минус три. Толстяк, потеряв выдержку, с криком бросается вперед, но я обкатываю его вертикальный удар, прижимаясь боком к боку, и тут же делаю неожиданный выпад влево. Там в ступоре застыл боец, который даже не успевает блокировать мой удар. Осталось шесть. Я чувствую страх пятерых из них. Мое обоняние обострилось настолько, что я различаю запах пота каждого из них. Единственный, кто меня не боится, — это Цурумаки. Он-то и решается скоординировать своих коллег:

— Ну-ка! Все разом, по моей команде!

Ага, щаз. Буду я ждать твоей команды. Кончик моего таби цепляет небольшую кучку песка, и я швыряю ее навстречу «рубанку». Его меч слегка запаздывает, и мой боккэн попадает по ребрам. Я перехватываю выпадающий из руки меч и тут же, раскинув руки в стороны, встаю на шпагат. Два укола для двух резвых самураев, бросившихся ко мне с двух сторон. А вот не надо так широко размахиваться. Тут же происходит еще один быстрый обмен ударами с двумя бойцами, боккэны сталкиваются со звонким стуком. Мне удается попасть по пальцам правого самурая, и он с криком бросает меч. Левый получает по ногам и тоже выбывает из игры. Остается один Цурумаки. Он не торопится, обходит меня по часовой стрелке.