Евгений Сартинов - Последняя Империя. Война с Китаем

— Откуда вы знаете?

— Знаем. Знаем и какие документы хранятся у тебя. Нам они очень нужны, несколько хороших снимков и бальзам твой.

Лейтенант встал:

— Это предательство!

Но Лонг был невозмутим:

— Это здоровье твоей дочери. Ваши врачи ее не вылечат, даже не рассчитывай.

— Я знаю. Но предавать родину…

Лонг пододвинул к руке Николая небольшую, не более ногтя, коробочку.

— Возьми. Это спецапарат. С этой стороны объектив, а тут спуск. Достаточно нажать на эту кнопку, и любой документ размером с этот стол будет уже в его памяти.

Потылицин упрямо покачал головой:

— Нет. Я не могу. Я обязан доложить обо всем этом командованию.

— И тогда меня арестуют, а доктора вышлют из страны. Кто тогда будет лечить твою дочь?

В дверном проеме кухни появился доктор, кивнул головой. Лонг поднялся, забрал коробочку.

— Я не тороплю. Нам спешить некуда. Но подумай о дочери.

Потылицын думал до вечера. Потом проснулась Полина, открыла глаза, а увидев отца, засмеялась и протянула к нему руки. Это решило все. На следующий день он принял из рук Лонга хитроумный фотоаппарат.

Уже через неделю министр обороны КНР Чжан Вэйжон, начальник генерального штаба Сю Веньян и начальник разведки Мао Вейшенг рассматривали отпечатанную в полную величину карту дислокаций войск и оборонительных сооружений Дальнего Востока Российской Федерации.

— Что вы скажите об этом? — Спросил Вейшенг.

— Очень интересно. В основном это совпадает не только с данными космической разведки, с вашими данными, но и хорошо дополняет их. Единственное, я не пойму, что значит разный цвет укрепрайнов.

Начальник генштаба ткнул пальцем в один из квадратов карты. Вейшенг рассмеялся:

— Вот это как раз самое интересное. Мы даже посылали запрос тому лейтенанту, и все оказалось очень просто. Это вот, — Он ткнул указкой в извилистую линию на карте, — старые укрепрайны еще тридцатых годов, это — семидесятых годов. В девяностые годы они были заброшены и разграблены. Сейчас их активно восстанавливают. Вот эту систему дотов решили не восстанавливать, они безнадежно устарели, строят новые. Вот эти, синим цветом — новые рубежи обороны. А вот эти, желтые контуры — ложные укрепрайоны.

— Как это — ложные? — Переспросил начальник генштаба.

— А вот так. Эти системы дотов расположены на второстепенных участках обороны. Здесь очень сложный рельеф и мы вряд ли направили сюда свой удар. И русские это поняли. Они строят укрепления почти на виду, демонстративно. Завозят цемент, камень щебенку, но весь этот с виду настоящий бетон на самом деле — почти картон. Практически это муляжи. Они должны принять на себя удары нашей авиации и артиллерии, но тут не будет, ни пушек, ни пулеметов, ни солдат.

— Неплохо придумано, — бросил Чжан Вэйжон. — Без этих данных мы бы направили на эти муляжи удары своих войск?

— Да, безусловно, — подтвердил начальник генштаба. — А сейчас у нас есть даже направление главного удара.

И он карандашом провел красную черту сквозь ложный укрепрайон вглубь страны.

— Логично, — согласился министр. — Почему не использовать глупость врага?

— Значит, нам больше не стоит заниматься сбором информации об этих укреплениях? — Спросил Вейшенг.

— Да, именно так. Теперь главное — подготовить такой вал диверсий, чтобы полностью парализовать войска русских. Перебросьте на это всех своих агентов. Кстати, надо бы наградить агента, доставшего эту информацию. Как его зовут?

— Дан Лонгвэй, — прояснил Вейшенг. — Это один из наших лучших резидентов. Мы уже подготовили представление на внеочередное звание. Он мне почти как сын, я его веду с двадцати лет, с военного училища. Сирота, а добился таких успехов в нашем деле.

Через два дня после этого разговора капитан Семенов разбился на своей служебной «Волге». Лонгвэй лично видел разбитую и сгоревшую машину капитана в трех километрах от Хабаровска. Китаец не удивился — с теми запасами алкоголя в крови, что постоянно находились у капитана, это должно было рано или поздно случится.

Они все рассчитали точно и верно. Никто не обратил внимания на двадцать молодых людей, пришедших на самую большую в мире площадь порознь, поодиночке. Единственное, что отличало этих девушек и парней — слишком теплая, не по погоде одежда. Было уже тепло, плюс двадцать, а на них были широкие, теплые куртки. На площади, как обычно, было очень много людей. Сотни, а может тысячи туристов приехали со всех концов великой страны, в том числе из тех районов, где еще вовсю царствовала зима — с высокогорного Тибета, с северной пустыни Гоби. Кроме того было очень много туристов из-за рубежа. Сразу три телекомпании производили заранее обговоренные съемки. В том числе съемочная группа Би-Би-Си снимала сюжет посвященный современному Китаю. Ветеран политического репортажа Джонатан Дин снимал свой очередной фильм с предварительным названием «С любовью в Китай».

— Когда я приехал в эту страну в первый раз этот человек был еще жив, — Джонатан, невысокий, худощавый, и, несмотря на свои семьдесят лет как мальчишка подвижный, показал рукой на огромный портрет Мао Цзэдуна над его мавзолеем, — и страна походила на один большой завод. Все ходили в одинаковых синих спецовка, кедах и кепках как у вождя…

Дину неожиданно пришлось прервать репортаж. За его спиной, как раз на фоне мавзолея раздались дружные, хорошо отрепетированные крики. Двадцать глоток во всю силу кричали на английском языке:

— Свободу Китаю! Долой компартию! Выкинуть Мао из мавзолея!

Все двадцать молодых людей скинули свои куртки, на теле двоих из них были намотаны транспаранты, которые они тут же растянули. На них была дата того самого, знаменитого и кровавого выступления студентов в 1979 году и надписи на английском: «Свободу!» и «Мы помним 4 июня! А вы?». К ним уже бежали со всех концов площади люди в форме и люди в штатском, но когда студентов уже начали растаскивать под руки, произошло нечто ужасное. Все двадцать человек внезапно и почти одновременно вспыхнули. Одежда демонстрантов явно была пропитана каким-то горючим составом, цвет пламени был неестественно ослепительным, и двадцать живых факелов горели ярко, яростно, стремительно, и крики боли самоубийц слились с воплями ужаса тысяч туристов. Пламя перекинулось и на милиционеров, державших за руки демонстрантов, на представителей спецслужб. Они отскакивали в стороны, лихорадочно пытались тушить свою горящую одежду, получалось это плохо. Некоторым приходилось скидывать для этого шинели и куртки, пара милиционеров просто каталась по земле, пытаясь сбить огонь со своей одежды. Во всем этом хаосе люди из органов на время забыли про съемочные бригады с Запада. Оператор Дина, работавший с ним уже тридцать лет, в свое время на себе испытал бесцеремонные нравы госорганов Китая, так что он быстренько сменил флешку с записью, поставил чистую, и этот номер ему удался. У всех, кто на площади в этот день имел с собой телекамеру или цифровой фотоаппарат были изъяты карты памяти. С китайскими туристами совсем не церемонились, просто отбирали у них цифровики и мобильники. Лишь съемочной группе телекомпании Би-Би-Си удалось вынести с площади запись этого огненного самоубийства.