Александр Мазин - Вождь викингов

Отдыхали мы часов пять-шесть под мерный говорок дождя о наш парус-тент. Потом дождь кончился, но солнцем даже и не пахло. Всё вокруг затянул туман, да такой плотный, что руки не видно. Блин! Не зря эту страну потом туманным Альбионом назовут [29] Герой неправ. Альбионом Британию называли еще античные авторы. .

— Хёвдинг! — вдруг окликнул меня Рыба, стоявший на носу нашего неторопливо дрейфующего в туман драккара.

— Что, Фирст?

— Кажется, я что-то слышу.

Я даже слух напрягать не стал. Органы чувств у меня существенно уступают здешним.

— Скиди! — позвал я. — Иди сюда. Прислушайся!

Мой ученик выполнил команду. И через минуту спросил:

— А что я должен услышать?

— Шум волн, — ответил озабоченный Фирст. — Берег…

— Ну-ка тихо всем! — рявкнул я, прерывая посторонние разговоры. — Живо всем насторожить уши и слушать! Фирст беспокоится, что берег близко.

Все мгновенно умолкли и напрягли слух. Берег — это страшно. Берег в отсутствие видимости — это невидимые мели и скалы. Берег в тумане — это страшно.

Но никто ничего не услышал. Может, почудилось Рыбе?

— Промерить глубину! — распорядился Ове.

Промерили. Двадцать три локтя. Блин! Очень может быть, что не почудилось. Хорошо хоть ветра нет. Или — плохо? Ветер бы разогнал туман… Или бросил нас на скалы.

— Промерять все время! — велел кормчий. — Гребцы — на румы. Медленно вперед.

Через некоторое время глубина увеличилась. Многие обрадовались, но не я. Дно — не горка для катания. Где-то оно глубже, где-то мельче… Как в воду глядел. Вернее, не глядел. Ни хрена не видно в этой воде. — Десять локтей!

— Отдать якорь! — скомандовал Ове. На этот раз — потише. Потому что мы все теперь, даже я, услышали впереди шум прибоя.

Так что кричать точно не стоило. Мало ли кто ждет нас берегу? Я уже знал о летучих прибрежных патрулях англичан. Слишком часто к ним наведывались такие, как мы. Естественно, они тоже принимали меры. Услышат нас — тут же организуют комиссию по встрече.

Так что мы встали на якорь и замерли в ожидании, соблюдая режим тишины. В конце концов он не вечен, этот туман. Раздует когда-нибудь.

А еще я подумал: может, это Бог защищает Англию? Вон, шторм наслал, а теперь туман… Я мог бы спросить, что думает по этому поводу служитель Христа, но не стал. Есть у меня ощущение, что у Иисуса Христа иные методы воздействия. Молнии, шторм и гром — это по части языческих богов. Хотя я не специалист, могу и ошибаться.

Туман рассеялся только на следующее утро. И мы увидели берег. Очень непривлекательный. И ни одного знакомого паруса на горизонте.

Но были и хорошие новости. На берегу — никого.

Более того: Фирст заявил, что знает это место и севернее имеется довольно длинный пляж, на котором можно запросто высадиться.

Я бы сначала поинтересовался: а стоит ли? Но у меня была команда, которая прибыла сюда не рыбу ловить, так что скажи я так — и не нашел бы поддержки ни у кого, кроме монаха. А вновь эксплуатировать тему о «воле богов» я не рискнул.

Итак, мы двинулись вдоль берега на север, зорко следя за этим самым берегом: не появится ли на нем кто-то недружелюбный?

Англичан, вернее, нортумбрийцев, ибо это был берег Нортумбрии, мы не заметили. Зато увидели останки разбившегося о скалы драккара. Поскольку живых на соседних камнях не наблюдалось, то мы и подходить к ним не стали.

— Я тоже знаю эти места! — заявил Уилл Кошачий Глаз. — Наш тан воевал со здешним таном. Тот поддержал Осберта Эссекского и напал на нас. Но мы отбились. В тот раз. Помнишь, Дикон?

— Еще как помню! — поддержал его Дикон. — Я готов отдать полный кошель серебра, чтобы увидеть короля Осберта в руках Бескостного! Хочешь, хёвдинг, мы проводим тебя до самого Йорка?

— Всю жизнь мечтал, — буркнул я. — Ты меня, случайно, с Иваром не спутал? Давай-ка, Фирст, глянь, сможем ли мы загнать корабль вон в ту щель?

— Дальше — отличный пляж! — воскликнул Рыба. — Там хоть тысяча драккаров может встать!

— Ага! И еще там наверняка шарятся дозоры. Будь у нас тысяча драккаров — другое дело, но у нас всего один. И я не хочу, чтобы местные спустили с нас шкуры.

Свартхёвди тут же сделал знак, отводящий беду. Мол, не накаркай, братишка!

Ну да. Я-то выражался фигурально. Как человек, рожденный в стране, где уже лет триста никого публично не четвертовали. А здесь перспектива быть освежеванным, вдобавок живьем, — очень даже реальна.

— Всё правильно! — поддержал меня Ове. — Фирст, смотри, что по курсу, а вы, бездельники, вращайте весла! Спать дома будете!

В щель мы втиснулись. Филигранная работа. Я даже подумал: а как мы будет отсюда выбираться, но вспомнил, что драккар отлично передвигается задним ходом.

Я молодец! Схоронка — на пять с плюсом. Сверху нависает крутой берег, слева и справа нас прикрывают скалы. Драккар можно увидеть, только если встать прямо на обрыве и глянуть вниз. Или — с моря.

А на море по-прежнему — ни одного паруса. Да уж, разметало нашу армаду неслабо.

Ну к делу.

Нореги быстренько вскарабкались наверх, огляделись и сбросили веревку для таких слабаков, как я.

Через пятнадцать минут мы, восемнадцать славных викингов, гордо озирали не слишком плодородную равнину, поросшую редким кустарником. Восемнадцать, потому что Ове, Фирста и хромого Ренди я оставил на драккаре. Отца Бернара, естественно, тоже. Вчетвером они как-нибудь вытолкают «Северного Змея» в море, если в этом возникнет нужда.

— Куда? — спросил я Дикона.

— Туда! — показал он в сторону темной растительности примерно в километре от нас. — Видишь дым?

Дыма я не видел, но поверил на слово.

— Позже, — возразил я. — Сначала глянем на тот самый длинный пляж, о котором говорил Фирст. Если там есть охрана, я хочу на нее поглядеть.

Поглядели. Охрана была. Примерно человек двадцать при оружии и еще десятка три — без потрошили выброшенный на берег драккар. Корабль лежал довольно далеко от кромки прибоя, что тоже понятно — отлив, и на первый взгляд этому покорителю морей повезло больше, чем первому, разбившемуся вдребезги. Хотя и отсюда было видно: к плаванию он больше не пригоден. Надо полагать, и местные так решили, потому что споро разбирали драккар на запчасти. Видеть это мне было неприятно. Я уже проникся общим ощущением северян, воспринимавших корабль как живое существо. Мне было больно, когда корабль стонал и плакал, терзаемый штормом, и сладко, когда он морским змеем летел по волнам, наслаждаясь этим стремительным полетом. И потому смотреть, как израненное тело «морского дракона» расчленяют мерзкие насекомые, было больно.