Дмитрий Дивеевский - Ось земли

За два года учебы Севка вытянулся и превратился из мальчишки в юношу. Жизнь научила его держаться независимо и достойно, к тому же постоянное кормление овсянкой пошло на пользу мускулатуре. Он был худощав, но крепок и вынослив. Его звание студента агротехникума вызывало уважение у ровесников. Совсем скоро он станет агрономом в МТС, где они крутят баранки и жмут на педали. Но Севка особенно не зазнавался, хотя и отдавал себе отчет в том, что у него будет чистая работа. Он слушал буханье барабана духового оркестра и с грустинкой думал о том, что снова пойдет домой один. Потом он обратил внимание на девушку, которая держалась среди подруг особняком. Ее никто не приглашал и когда объявили «белый танец» она тоже не пошла никого приглашать. Девушка особенной красотой не выделялась, хотя была миловидна. Невысокая, худенькая, с густой копной светлых волос и большими серыми глазами, она казалась немного скованной и стеснительной, и это в ней особенно привлекало. Чем больше Всеволод смотрел на нее, тем больше в душе его расплывалась теплота, будто кто-то грел ее изнутри солнечным светом.

– Вон та, с сером платье, тоненькая, кто такая? Спросил он у Филяя, знакомца по босоногому детству, который осел в Окоянове и знал здесь всех наперечет.

– Настена Дружинина, портниха. В швейной мастерской работает. Недотрога. Тут за ней некоторые пытались бегать. Всех отбрила. Мы решили что она прынца ждет. А что, ей можно. Только восемнадцать стукнуло. Еще года два прынца подождет, а потом, глядишь, и за шофера согласится.

Когда танцы закончились и молодежь потянулась из парка, Сева набрался храбрости и подошел к Насте.

– Разрешите проводить Вас до дому – сказал он, не обращая внимания на ее подруг, делавших вид, будто не замечают столь важного момента. Настя побледнела от волнения, ничего не ответила и пошла, глядя перед собой. Сева поплелся следом, не зная, что делать дальше. Когда они вышли из парка, Булай нагнал ее и пытаясь выглядеть тертым кавалером заговорил бойко:

– Я тут уж два года не был и что-то Вас не припомню. Вы в большой школе не учились что ли? Я там всех знал…

– Нет, не училась – отвечала Настя – я семилетку на Ямской заканчивала. А потом стала на пошиве работать.

– Вон оно что – искусственно оживился Севка – а я думаю, почему ее не признаю. Вон оно что. Быстро время идет. А я вот Ветошкине учусь, на агронома.

– Ветошкино, это где, на Волге что ли?

– Нет, там до Волги сто верст. Это не так далеко, рядом с Гагиным. Там речка Пьяна. Места красивые. Замок, лес сосновый, здорово.

Они разговорились и, как полагается юным людям в романтическом возрасте, расстались за полночь, условившись о новом свидании. На прощанье Настя подала Севке руку и он почувствовал, как из ее ладошки в его ладонь переливается пульсирующее тепло. Потом Булай не спеша брел по рассветной дороге к себе на поселок. Навстречу ему поднималась заря, окрасившая небо дивными малиновыми красками, в зените зазвенели жаворонки и душа его улетала в самую высь от какой то неизвестной радости, способной напоить собою весь мир.

Какими разной может оказаться дорога длиной в пять километров. Бывало, она казались бесконечностью, когда Севка брел из дому в окояновскую школу ненастной дождливой погодой. Бывало, что она пролетала в один миг, когда он бежал на встречу с родным домом после недельной разлуки. Теперь же она стала еще и его сообщницей в любви к Насте. Будто придорожные кусты и полевые цветы качали ему головами в знак одобрения начавшейся счастливой поры. До сентября еще оставалось две недели, а Севка каждый день летал до поселка и обратно к Насте словно на крыльях. Они проводили вместе вечера. На танцы уже не ходили, а сидели на заветной скамеечке в саду Настиного дома и наслаждались близостью друг друга. Первая любовь быстро разгорается, а потом становится неудержимым пламенем. Всю первую неделю свиданий Севка не решался поцеловать Настю. Он боялся натолкнуться на неприятие своего порыва и лишь когда прочитал в глазах девушки ласковое согласие, коснулся губами сначала ее щеки, а затем нашел губы, которые не стали ускользать, а ответили горячим движением. Для обоих это был первый в жизни поцелуй и обоих он обжег с ног до головы, как прекрасный пролог в новую жизнь. Оба решили, что первый поцелуй – это обет любви и верности на все их дальнейшее будущее. Они еще не произнесли главные слова, но эти слова уже лежали в их сердцах и ждали своего часа. Севка и предположить не мог ранее, что сидеть рядом с любимой девушкой, ощущать под рукой ее теплое плечо, вбирать в себя огненный ток ее губ – это так неповторимо прекрасно. Иногда они могли безостановочно говорить, а иногда замолкали и лишь замерев, смотрели на медленно движущиеся в ночном небе звезды. Над ними опустило свое покрывало любовь, какая от века предназначается чистым и открытым добру людям.

Однажды Настя сказала, что хотела бы познакомить Севку со своей мамой. Сначала парень смешался, а потому почувствовал внутреннюю радостную легкость – конечно, сказал он – как это я сам не догадался?

Они пришли в дом в обеденную пору и Анна Матвеевна приняла Булая как давнишнего гостя:

– Проходи Севочка, будь как дома. Настена мне о тебе все уши прозвенела. Ишь, как вы подружились.

Севка не почувствовал никакой скованности в этой новой для себя ситуации. Действительно, словно домой к себе пришел. Все здесь просто, как у родителей, все привычно. Только икон больше. У мамки лишь в спаленке киот стоит, а здесь и в прихожей иконка и в горнице венчальные красуются. И травами другими пахнет. Дома отец зверобой под балку стелет. А Анна Матвеевна, похоже, чебрец. Приятный запах, уютный. И сама Настина мама тоже уютная. Голос ласковый, руки добрые.

Сели обедать. Хозяйка налила в глиняные миски окрошку с воблой и нарезала черного хлеба. Окрошка, приправленная сметаной, показалось парню очень вкусной. В тридцать восьмом году люди стали жить заметно лучше. Уже не голодали, многие окояновцы держали по дворам скот, который как в деревне по утрам собирали в стадо и выгоняли на выпас. Поэтому и сметана и молоко стали не в диво. На окраине города крутили крыльями две ветряные мельницы, производя из зерна местную муку, как правило, с добавлением отрубей. Хлебный вопрос решался тяжелее, чем молочный. Хлеб требовался армии, поэтому его скупало государство и в магазинах он был дефицитом.

Разговорились о жизни. Анна Матвеевна спрашивала Севку о планах. Планы у парня были простые: завершить учебу и вернуться агрономом на родину, если на него выпишут отсрочку от армии как на специалиста. О трудоустройстве он не беспокоился, его специальность была нужна повсеместно и на него уже делали виды в райкоме. Правда, могли сразу назначить заместителем председателя какого-нибудь колхоза, что случалось довольно часто. Но Севке этого не хотелось, мечтал работать по специальности. К тому же, несмотря на то, что его роману с Настей не исполнилось и месяца, он уже подумывал о женитьбе на ней. А значит, и жить было бы подсобней не в деревне, а в Окоянове.