Лев Соколов - Своя радуга

Под потолком что-то свистнуло, потом натужно забулькало, будто кто-то вставил в воду обрезанную с двух сторон камышинку и глубоким вздохом запузырил воздух. Андрей прижался к стене, глаза забегали пытаясь найти хоть какое-то оружие. Сердце зачастило, в груди появился знакомый предбоевой холодок. Гул нарастал, и вдруг резко оборвался. Что-то под потолком еще несколько раз сипнуло напоследок. Вдруг воздух замерцал, и в нескольких шагах от Андрея появился уже знакомый старик.

– Нештатная ситуация, – Сообщил он Андрею, сверля его своими прозрачными голубыми глазами. Голос его был все такой же густой, но торжественности в нем уже не было.

– Это точно. Еще какая, – вполне согласился Андрей.

– Бракованный продукт. Должен быть уничтожен.

– Я что ли? Какой я тебе продукт?

– Не могу запустить процедуру стерилизации камеры, – пожаловался старик. Застыл, померцал немного, – Не могу связаться с техническими ботами. Не могу связаться с персоналом… Многочисленные сбои. Ты будешь изолирован в камере до разрешения ситуации.

– Ага… – Кивнул Андрей. – Конечно… А интересно, как ты собираешься меня изолировать, если в твоей камере начисто выбита дверь?

Дверь в комнату и вправду была выбита. Теперь когда рассеялся морок с полуденным лугом и водопадами, это было видно. Пустой проем со скругленными углами был в стене напротив Андрея. Сама дверь, – массивная плита, лежала перед ним. Её толстый металл тусклого сплава был смят как мягкая жестянка, один край был оплавлен. Андрей глянул на старика, и осторожно огибая его по дуге, – хоть и знал, что старик нематериальный – медленно начал пробираться к выходу.

– Оставайся на месте! – Гаркнул старик.

– Как скажешь, дедуля, как скажешь – кивая головой Андрей, продолжая двигаться к проему.

– Ты не можешь покинуть камеру.

– Точно…

– Ты не соответствуешь стандарту.

– Вопросы маме с папой.

– Это несанкционированно.

– Кем не санкционировано? – Заинтересовался Андрей.

– Это несанкц.. Многочисленные сбои… – Снова замерцал старик.

Андрей понял, что ответа он не дождется, и решительно ступил на выбитую дверь, лежащую на полу перед проходом, который она некогда закрывала.

Дверь валявшаяся под ногами дрогнула и начала уходить из под ног. Андрей переступил по ней, и увидел что пол в комнате начинает опускаться расходясь от центра вниз трещинами, разделяясь на толстые гибкие лепестки. Дверь начала съезжать вниз – Андрей оттолкнулся от неё и прыгнул к проему, уцепился за край и повис, чувствуя как хрустнули связки. Он обернулся назад, – лепестки пола полностью сложились вдоль стен, уходя вниз, туда же вниз соскользнула лишившаяся опоры тяжелая плита двери, и с жутким грохотом загремела вниз, разнося гулкое эхо. Андрей глянул вниз, – там была тьма уходящая бог знает куда. Он выдохнул, подтянулся, пальцы заскользили по краю проема, и он перебросил руки уцепившись в косяки, закинул в него ногу и резко забросив тело выкатился из сумасшедшей комнаты вон. Поднялся с пола, оглядываясь, куда попал.

Он оказался в центре большого помещения. Круглого, нет вернее в виде воронки, расширявшейся вверх с каждым ярусом. За его спиной был дверной проем, и справа, и слева от него и по всему периметру помещение опоясывали такие же двери. Они шли по всему помещению на уровне пола, и выше, – двумя ярусами опоясывая высокую залу. Некоторые двери были распахнуты, другие закрыты. Распахнутые двери открывались примерно так же, как открылся у него в камере пол – отворачивались от стены языками, свернутыми в трубочку вверх, над дверным проемом, будто крышка открытой американской консервной банки, наворачивающейся на ключ. И на всех их, которые мог отсюда различить Андрей виднелись странные символы. Никогда не виденные, и тем не менее знакомые – номера. Это были номера. Андрей обернулся назад к проему своей камеры, где неведомый бесплотный старик выяснил что он не соответствует некому стандарту, и хотел его за это уничтожить. Старик все так же стоял в центре комнаты, опираясь на воздух, и сурово глядел на Андрея глазами-льдинками.

– Обширные сбои, – пожаловался Андрею старик.

– Сволочь…

– Не могу запустить стрелизацию камеры. Вернись в камеру.

Лепестки опущенные вниз снова пришли в движение, гибкие как языки поднялись, и снова сомкнулись в пол, обманчиво незыблемый.

– Вернись в камеру, – повторил старик.

– Да пошел ты… – Отмахнулся Андрей. Нежить… Пластинка патефонная…

Он отвернулся от старика, и начал осматривать зал. Помещение-то побольше даже, чем виденный в кино ангар для дирижаблей. Наклонные пандусы вели на верхние ярусы к рядам дверей. Туда же на ярусы вели несколько лифтовых платформ, ходивших по рассекавшим стены вертикальным проемам. В нескольких местах на полу залы, и на пандусах застыли длинные низкие тележки с восемью маленькими пухлыми колесами по каждому борту. Освещали залу такие же длинные узкие трубки идущие по пандусам, тянувшиеся по стенам. Многие из трубок горели в разную силу, но нигде свет не прерывался резко. Трубки если где и угасали, то постепенно теряя силу свечения.

А еще в помещении когда-то шел бой. Давно. Пол и стены были припорошены плотной нежилой пыльцой, не той взмывающую под ногами клубами при неосторожном движении, а которая уже превратилась в грязную покрывающую все ровным слоем пленку. Был бой. Уж кому как не Андрею знать. Непривычный ему бой, странный, как и все в этом месте. Стены, пандусы и двери были будто исхлестаны глубокими шрамами и воронками. Металл в местах повреждений был оплавлен, и местами даже растрескан. Будто эти участки попали под воздействие высочайшей направленной температуры, от которой металл кое-где не выдерживая и трескался, как камень, который раскалили костром, а потом резко залили водой. Андрей провел пальцем по оплавленному рубцу на стене, который переходил в тресковатый металлический скол. Да, видимо мгновенно скачком нагретый металл просто взрывался, частью оплавленной пылью, частью осколками. Какое-то неизвестное, но очень мощное оружие… Был бой.

Одна из секций пандуса на третий этаж лежала обрушенной на полу. Тележка в отдалении от Андрея была располовинена, разбросав часть оторванных колес. А на противоположной конце зала лежал человек. Да, недалеко от широкого прохода – ведущего куда? – на пандусе ведущем на второй этаж, почти у самого его начала лежала человеческая фигура. Андрей помедлил, и направился к ней. Человек лежал лицом вниз, с правой рукой под собственным телом, головой на возвышение, и подходя к нему Андрей видел рубчатые, сложной формы ребристые подошвы его костюма.

Андрей приблизился, осторожно обошел тело. Костюм был неяркого синего оттенка, перевитый рельефом мышц, будто слепленный с фигуры атлета. Но что Андрея поразило больше всего, это длинные светлые волосы, завитые в косы, что спускались ниспадали с головы костюма на покрывавшую пандус грязь. Андрей осторожно взял человека за гладкое плечо, ухватился, и с натугой перевернул тяжелую фигуру на спину. Человек, – если там внутри был человек – перевернулся, но не расслабленно, а весь разом, как статуя, да так и застыл с чуть приподнятой в воздухе ногой, и только через ощутимую долю секунды медленно и как-то механически опустил конечности по платформе пандуса. Лица у фигуры не было, – глухая личина, ни забирала, ни стекла. Лица у фигуры не было, но была борода! Самая натуральная, там где она и должна была быть у человека, она росла на безликой выпирающей в районе челюстей морде, и как и остальные волосы на голове была заплетена в несколько длинных кос. Пожалуй эта буйная растительность на безликой голове и было самым жутким. А в правой руке фигура сжимала… – оружие? Прямоугольный короткий брус, длинной примерно в полруки, от кисти до локтя, с рукояткой посредине и спусковой скобой, с одной стороны оканчивающийся выемкой под плечо, с другой – круглым жерлом ствола, весьма большого диаметра. Оружие!..