Лев Соколов - Своя радуга

– Тогда это бред коллективный. – Не унимался Стас. – Такое тоже случается. Я слышал в средние века такое часто случалось…

– В средние века это случалось из-за хлеба зараженного спорыньей. – Просветил Петр. – Давеча не пробовали такого хлебца, любезный?

Они говорили на том самом новом, непонятно как вложенном им в голову синтетическом языке. Иначе Межислав из их общения выпадал начисто. Когда он говорил на своем языке медленно, то его речь еще можно было как-то понять. Но в обычном ритме его речь превращалась для потомков в красивый напев с очень смутным смыслом.

– Короче, на данный момент нас четверо. Самый, извините, древний – Межислав – Петр коротко поклонился в сторону пышущего здоровьем парня. – Мы с Андреем тоже два анахронизма. И самый, как бы это сказать, современный – ты Станислав.

– А других нет?

– Нет. Мы весь этот "амфитеатр" прочесали по трем уровням. Одни камеры уже годы как пусты, в других старик-призрак успел дернуть за ручку вотер клозета, и смыл их невесть знает куда, а в третьих люди погибли еще не успев вылупиться из коконов.

– Откуда?

– Там были такие, выезжающие из потолка, вроде мешков… А в них мертвецы обвитые проводами…

– Чертовщина…

– Да нет. Я бы сказал извращенная наука. И вообще, Станислав – это скорее вы нам должны все здесь объяснять.

– Почему это?

– Ну как. Вы же среди нас самый современный. Значит и самый технически передовой. Скажите в ваше время уже было что-то подобное? Тому что мы видим здесь?

– Именно.

– Ну, плазменное ружье… Не знаю. В мое время уже вовсю портативные лазеры были, но еще очень маломощные… Только для измерения расстояния, и ослепления… Изменяющий форму металл, как в дверях… В мое время уже делали "умный" металл, который при нагреве "вспоминал" свою форму. Но чтоб такие толстые плиты крутить туда-обратно… Нет, такого еще не было… Нет, мужики, эти технологии явно покруче и моей современности.

– Ну, ты хотя бы что-то знаешь…

– А старик? – Спросил Петр.

– Да, старик… – Стас прикинул, – Скорее всего компьютерная программа…

– Что простите?

– Компьютер. Думающая машина. Ну не совсем думающая. Но в целом, к этому шло. Нам кстати надо опасаться этого старика. Он как я понимаю, в какой-то мере контролирует здесь часть построек.

– Он демонстрировал силу только в камерах. – Заметил Андрей. – Газ и пол.

– Да, но возможно у него есть больше возможностей в областях, где мы еще не были. Нам ведь надо как-то выбираться отсюда. Не хотелось бы, чтобы он опустил нам дверь на затылок, или скажем, у него бы оказался в каком-нибудь углу управляемый пулемет… Ладно, мужики – Стас поднял руки. – Я понимаю, у нас у всех вопросов много. Ситуация конечно дикая. Но мы в чужом, опасном месте. И если мы будем продолжать здесь разводить тра-ля-ля… Или даже болтать на ходу. Ничем хорошим это не кончилось. Соберитесь. Ведь все мы здесь, как я понимаю, люди военные. Давайте сначала выберемся из этого вертепа, а уж потом все осудим с толком, с расстановкой.

– Верно он говорит, – кивнул Межислав. – Надо тишком идти. Одном мне только наперед скажите. Самым кратким словом. – Он умоляюще оглядел троих новых знакомцев. – Я понял уже, что между нами бездна лет. Все кто мне люб в прах сошли, и ушли по радужному мосту. Но может кто из вас слышал? Моя Рязань!.. – Он это почти простонал, проголосил сердцем, – Моя Рязань, перед Бату проклятым, – устояла ли? Русь – устояла?

Стас, Петр и Андрей переглянулись. Андрей понимающе кивнул Петру. Когда их еще было только двое Петр спросил Андрея, удалось ли русской армии свернуть на затылок нос немцам и австриякам в великом мировом деле. Андрей ответил, что ту войну Россия проиграла… И вопросы посыпались как частый горох. Как проиграла?! Все-таки проиграла… Я чувствовал… Но насколько тяжкими оказались условия поражения? Велика ли была контрибуция? Не потеряла ли держава земли? Революция? Революция?!!! – И далее, далее, безостановочной цепью… Унять фонтанирующий поток вопросов Петр – обычно флегматичный – не мог. Просто не мог. Каждый ответ цеплял за самое нутро, впивался в душу загнутым рыболовным крючком, и порождал бездну новых вопросов. Кое-как остановить этот поток они с Андреем смогли, только когда дошли до камеры с Межиславом и дела задавили речь…

И вот сейчас, этот стоящий перед ними светловолосый, голубоглазый, красивый парень, умоляюще глядел на них, и ему казалось, что он переварит краткий ответ на его вопрос, – и удовлетворится им. Но как ему ответить? Что сказать? Что Рязань пала и была вырезана, выжжена до тла? Кто возьмется сказать такую правду не добавив, что зато потом… Что Русь все-таки не была уничтожена, что трудными путями сохранила себя, оправилась, окрепла, возросла, сбросила ярмо и снова расцвела, что-то необратимо утеряв, но что-то и многое приобретя взамен. Как на все это ответить краткой речью? Петр и Андрей понимающе переглянулись. И Андрей, которого самого подмывало, вцепиться как клещ в этого Стаса – из две тысячи двадцать восьмого, – и трясти его как спелую грушу, вопрошая – Переломили ли, одолели ли немцев?! Наши – дошли до Берлина?! Когда? Как? А союзнички? А после войны?.. И вот этот самый Андрей, наделенный недавним опытом, которого не было у Межислава, закрутил душу в ежовые рукавицы, и тихонько положив далекому предку руку на предплечье сказал:

– Кратко тут никак не расскажешь, друг. Уж ты мне поверь. Ты потерпи чуток. Одно тебе скажу. Посмотри на нас. Мы – твои потомки, и говорим на твоем языке, пусть он и поменялся сильно за многие сотни лет. Русь устояла. И стоит. Ты это сейчас как самое главное знай. А об подробностях, – это мы после тебе обскажем. Обязательно. Но сейчас знай – Русь – стоит.